Почти все государства Ближнего Востока сталкиваются в настоящее время с проблемой исламского экстремизма. Его нарастание обусловлено объективными причинами. Ускоренная модернизация арабских стран сопровождается прогрессирующей урбанизацией, перестройкой социально–экономических структур, усилением имущественной дифференциации, появлением десятков миллионов обездоленных, влачащих жалкое существование в городских трущобах, распространением – особенно в средних и промежуточных слоях, в среде студенческой молодежи – страха перед будущим. Свою роль играет и потеря идеологических ориентиров, связанная с разочарованием в идеях арабского национализма, выявившейся несостоятельностью социализма, сохраняющимся у части населения неприятием капитализма, который ассоциируется с колониализмом, но также и с наркоманией, половой распущенностью, распадом семейных уз. На это накладывается недовольство экономическим и идеологическим вторжением Запада, все большей вестернизацией общества. Распространению исламистской идеологии способствуют, наконец, неурегулированность ближневосточной проблемы, периодические обострения обстановки вокруг Ирака, затягивание решения «проблемы Локерби».
В этой ситуации те, кто не видит для себя выхода в будущем, обращаются к прошлому, к идеализируемому ими «золотому веку» ислама, который они мечтают возродить и, претворив в жизнь принципы «подлинной», очищенной от последующих наслоений религии, построить на ее фундаменте общество социальной справедливости и равенства. Хотя во взглядах исламистов на подобное общество существует немалый разброс, в них можно выделить некоторые основополагающие черты. Фундаменталисты выступают за такую экономическую систему, при которой частная собственность сохранилась бы, но использовалась «на благо народа», осуществлялось бы перераспределение богатства в интересах обездоленных, уделялось бы необходимое внимание социальным нуждам населения. В этом русле выдвигаются идеи запрета на монополии, но при сохранении носящего «неэксплуататорский характер» частного капитала, осуществления социальной справедливости через поступающий в распоряжение государства закят 1. По существу, обществу навязывается очередная пуританская утопия, нацеленная на сохранение мелких производителей и пресечение возможности формирования крупного капитала. Государство в таком обществе должно носить теологический характер, а политическую власть следует сосредоточить в руках представителя Аллаха (вали–аль–амр), который будет править в интересах не какой–то партии, а всего народа 2.
Часть исламистских организаций, стоящая на умеренных позициях, стремится добиваться своих целей легальными путями. Вместе с тем, экстремистские группировки фундаменталистской ориентации делают ставку на насильственные методы, начиная от организации кампаний гражданского неповиновения, демонстраций, погромов и кончая терроризмом и вооруженной борьбой 3. Многими из них отвергается сама возможность участия в политической жизни, поскольку это означало бы признание ими существующих «неверных правительств»4.
Руководство ближневосточных государств стремится противодействовать распространению идеологии фундаментализма. В официальной контрпропаганде делается в этой связи акцент на подчеркивании исламской легитимности находящихся у власти режимов. Этим в немалой степени объясняется принятие королем Саудовской Аравии Фахдом титула «хранителя двух мусульманских святынь», публичная демонстрация своей религиозности королем Иордании Хусейном, который в личном плане придерживался европейского образа жизни, подчеркивание ливийским руководством «исламского характера» сентябрьской революции и т.п. Одновременно правительствами берутся на вооружение реформаторские лозунги, противопоставляемые возрожденческим концепциям мусульманских радикалов. Так, Фахд неоднократно выступал с призывами «пересмотреть в современном свете некоторые из основополагающих законов и догматов ислама»5. Президент ИРИ М.Хатеми, заявляя, что Иран опирается на своем пути в будущее как на религиозное и национальное наследие, так и на достижения современной цивилизации, осуждает стремление радикалов к «удушению свободы во имя спасения»6. Ислам превращается, таким образом, в обоюдоострое оружие, которое используют в своих интересах как власти, так и их противники.
В некоторых странах упор делается на маргинализацию политической роли ислама в рамках проводимого их руководством секуляристского курса.
При этом, однако, – в отличие от европейских стран – формального отделения религии от государства не происходит, и ислам продолжает преподноситься как одна из составляющих общественно–политической жизни, хотя на практике он из нее вытесняется. Так в Хартии национального действия ОАР, принятой в 1962 г., религия выступала как морально–этический фактор, призванный освятить египетскую модель социализма, но не более того 7. В современном Египте ислам признается в качестве одной из составляющих «национальной идентичности», но при этом заметного влияния религии на политику египетского руководства не просматривается 8.
Отказ от подобного «завуалированного секуляризма», линия на открытую конфронтацию с религией оказываются в конечном счете контрпродуктивными. Об этом свидетельствует, в частности, опыт Ирака, где с начала 60–х гг. Партией арабского социалистического возрождения проводился курс на борьбу с религиозностью и от ее членов требовалось, чтобы «партийные взгляды» превалировали у них над религиозными 9. Однако после революции в Иране рост интереса в иракском обществе к политической роли ислама выявил безуспешность таких попыток и вынудил иракское руководство к выдвижению лозунгов, гласящих, что «арабский национализм неотделим от религии»10. В Тунисе стремление президента Х.Бургибы навязать форсированную секуляризацию привело в 1961 г. к массовым кровавым инцидентам, ставшим следствием развернутой правительством кампании по дискредитации поста в рамадан 11.
Власти нередко прибегают к тактике раскола религиозной оппозиции, стремясь изолировать экстремистов и вовлечь умеренных исламистов в легальную общественную деятельность, заставив их тем самым вписаться в политические структуры и принять существующие «правила игры». Иногда в целях еще большего дробления исламского движения поощряется его разделение по чисто религиозным признакам. Так, в начале 90–х гг. саудовские власти разрешили одной из суфийских групп, возглавляемой шейхом А.аль–Малики и рассматриваемой ваххабитами как еретическая, совершать богослужения в Мекке 12. Сирийцы, в свою очередь, в аналогичных целях поддерживали действующую в Ливане суфийскую Ассоциацию исламских благотворительных проектов 13.
Важное значение придается обеспечению активной поддержки существующих режимов со стороны официального мусульманского духовенства. В частности, всячески поощряется подчеркивание в проповедях, что религиозным долгом верующих является подчинение властям, даже если те в чем–то отходят от предписаний религии 14.
Деятельность радикальных исламистских организаций обычно подавляется. Однако уровень репрессий зависит от конкретной ситуации. Так, на захват одной из фундаменталистских группировок, возглавлявшейся С.аль–Утейби, мечети в Мекке в 1980 г. саудовские власти ответили контратакой вооруженных сил, которые быстро разгромили мятежников 15. Вместе с тем их реакция на антиправительственную пропаганду, развернутую в 1993–94 гг. исламистским Комитетом защиты законных прав, носила довольно сдержанный характер: в сентябре 1994 г. его руководители были арестованы, но вскоре выпущены на свободу 16. В целом для саудовцев характерно стремление не прибегать без крайней необходимости к чрезмерно жестким мерам, которые могли бы спровоцировать ответную реакцию мусульманских радикалов и повлечь за собою дестабилизацию внутриполитической обстановки.
В некоторых случаях применение широкомасштабных репрессий оказывается достаточно успешным. Жестокое подавление в 1982 г. сирийской армией вооруженного выступления «Братьев–мусульман» в Хаме, за которым последовал разгром их подпольных ячеек по всей стране, позволило предотвратить гражданскую войну и почти полностью пресечь деятельность экстремистов в Сирии 17. В то же время в Алжире использование силы против Фронта исламского спасения и Вооруженной исламской группы, хотя и предотвратило захват власти интегристами, вылилось в длительную вооруженную конфронтацию между ними и правительством. В Ливии, где руководитель революции М.Каддафи призывал расправляться с фундаменталистами «как с волками или скорпионами», и где деятельности оппозиционных группировок серьезно препятствуют эффективность органов госбезопасности и повсеместный контроль со стороны революционных комитетов, исламисты сумели, тем не менее, организовать в 1996 г. несколько вооруженных выступлений и до сих пор остаются наиболее опасными противниками режима 18. Наконец, в Иране попытки подавить силой «исламскую революцию» закончились безрезультатно: в конечном счете армия перешла на сторону восставших, что и привело к свержению шаха Мохаммеда Резы и переходу власти к аятолле Р.Хомейни 19.
Вместе с тем репрессии сами по себе не в состоянии ликвидировать причины, порождающие экстремизм. В лучшем случае с их помощью удается «загнать болезнь внутрь». К тому же, как считают некоторые американские исследователи, силовые методы ведут к радикализации исламистского движения, где в условиях открытой конфронтации «на смену политикам проходят демагоги и боевики»20.
С учетом этого в долгосрочном плане более важное значение имеет принятие мер социально–экономического характера, направленных на преодоление негативных последствий ускоренного развития той или иной мусульманской страны. Естественно, осуществление таких шагов требует длительного времени, разработки соответствующей стратегии, выделения финансовых средств. Однако, в конечном счете, они себя оправдывают.
Наибольший эффект приносят, как показывает опыт, комплексные мероприятия по противодействию исламистской угрозе. В этом отношении интерес представляет опыт Египта и Туниса.
В Египте традиции использования мусульманской религии в политических целях имеют более глубокие корни, чем в большинстве других арабских государств. Именно там в конце XIX в. началось движение за реформу ислама и его адаптацию к изменившимся реалиям, основоположниками которого стали Дж.Д. аль–Афгани, М.Абдо, А.Р. аль–Кавакиби, М.Рида. В 1928 г. школьным учителем Х. аль–Банной была создана в Исмаилии первая фундаменталистская организация «нового типа» – Ассоциация «Братьев–мусульман».
Современное египетское общество пронизано тесно переплетающимися друг с другом религиозными организациями – официальными, полуофициальными, подпольными 21. Среди них имеются влиятельные группировки, выступающие с экстремистских позиций. В 1981 г. боевиками «Джихада» был убит президент А.Садат, в 1995 г. «Исламской группой» было организовано покушение на президента Х.Мубарака в Адис–Абебе. Одновременно были осуществлены десятки других терактов. После гибели А.Садата «Джихад» попытался установить контроль над Асьютом, рассчитывая, что смерть президента и захват одного из городов повлекут за собой всеобщее восстание и приход фундаменталистов к власти. В ходе боев между боевиками и армией погибло более 100 человек 22. В 1987 г. исламисты спровоцировали и приняли участие во вспыхнувшем в Каире, Асьюте и Сохаге мятеже Сил центральной безопасности, при подавлении которого было убито и ранено более 700 человек 23. В конце 80–х гг. число членов подпольных экстремистских группировок в Египте оценивалось в 500 тыс. человек 24.
В этой ситуации египетским руководством во главе с Х.Мубараком был взят курс на раскол исламистов – завязывание диалога с умеренными элементами, отвергающими насилие, и силовое подавление «неисправимых экстремистов»25. Практически легально стали действовать «Братья–мусульмане», которые отказались к этому времени от терроризма, ведущему религию, как заявлял руководитель Ассоциации О.ат–Тильмисани, к духовному самоубийству, и сделали ставку на политические методы борьбы 26. Кроме того, было разрешено создание партии «Умма», апеллирующей к религиозно–консервативной части общества.
Легализация умеренных исламистов привела к усилению их влияния на общественно–политическую жизнь страны. На выборах в 1987 г. возглавляемый «Братьями» Исламский альянс, в состав которого вошли также Социалистическая партия труда (СПТ) и Либерально–конституционалистская партия, получил 60 мест в Народном собрании, став наиболее влиятельной оппозиционной группировкой в его составе 27. В этой связи властями были приняты меры к ограничению деятельности легальной и полулегальной религиозной оппозиции. В 1990 г. в избирательный закон были внесены изменения, парламент был распущен и проведены новые выборы, которые «Братья–мусульмане» и СПТ бойкотировали. За этим последовало широкое наступление на позиции Ассоциации, нацеленное на ее вытеснение из выборных органов, профсоюзов и университетов. Среди ее членов были проведены аресты, был распущен контролировавшийся «Братьями» Фронт улемов Аль–Азхара. Вместе с тем, в отношении «Уммы» подобных мер принято не было.
Одновременно были развернуты репрессии против экстремистских группировок. Только в январе 1994 г. было арестовано ок. 1 тыс. активистов исламистских организаций 28. Весной того же года в стычках с силами безопасности погиб ряд руководителей военного крыла «Исламской группы»29. В 1997 г. к борьбе с экстремистами была привлечена армия. Были осуществлены шаги по перекрытию каналов получения радикалами помощи из–за рубежа. В результате позиции экстремистских организаций оказались существенно ослаблены, в их рядах возникли разногласия, и летом 1997 г. 6 «исторических вождей» египетских фундаменталистов, отбывающих тюремное заключение, призвали к отказу от вооруженной конфронтации с властями.
Хотя Египет продолжает сталкиваться с серьезными социально–экономическими проблемами (низкий уровень жизни, высокая безработица, коррумпированный госаппарат и т.п.), достаточно высокие и, главное, стабильные темпы экономического развития (ежегодный прирост валового внутреннего продукта в течение последних 10 лет составляет 4–5%) создают предпосылки для их постепенного решения. Благодаря этому происходит размывание объективных причин, благоприятствующих распространению идеологии религиозного возрожденчества. Немаловажную роль играет и осторожная, продуманная линия египетского руководства при проведении экономических реформ, значительное внимание, уделяемое им социальной сфере (только в 1998 г. на поддержку малоимущих было израсходовано 4 млрд.ед.ф., растут бюджетные ассигнования на образование и здравоохранение, в течение последних трех лет не увеличивались старые и не вводились новые налоги и т.д.).
В результате удалось добиться достаточно ощутимых результатов. В 1996–97 гг. экстремистские группировки сумели провести лишь несколько изолированных – хотя и получивших широкий международный резонанс – терактов против иностранных туристов в Каире и Луксоре. В 1998 г. в противостоянии властей и мусульманских радикалов произошел, похоже, качественный перелом. Фундаменталисты не смогли организовать ни одной террористической акции в городах, резко сократилась их активность в сельских районах, ослабла поддержка экстремистов населением, возросли трудности с рекрутированием боевиков и получением материальных и финансовых средств.
В Тунисе исламисты особенно активизировались в конце 80–х – начале 90–х гг. Ими проводились демонстрации протеста, боевиками фундаменталистской организации «Возрождение» («Ан–Нахда») совершались нападения на активистов правящего Демократического конституционного объединения и теракты против иностранцев, что представляло особую опасность для тунисской экономики, во многом ориентированный на туристическую индустрию 30.
Пришедшее к власти в Тунисе в 1987 г. новое руководство во главе с президентом З.А.бен Али развернуло наступление на позиции интегристов по нескольким направлениям. Прежде всего на смену секуляристской риторике Х.Бургибы пришел акцент на приверженности режима мусульманским ценностям. Число членов Высшего исламского совета было увеличено с 10 до 15 человек, возросли отпускаемые на его деятельность ассигнования, правительство стало строить новые мечети, начал издаваться религиозный журнал «Аль–Хидая», были введены дополнительные программы молитв на радио и телевидении 31. Однако, этим все и ограничилось, и на практике тунисское руководство продолжает придерживаться секуляристской линии. Более того, принятым после прихода к власти З.А.бен Али к власти Национальным пактом из политической борьбы были исключены мечети, что существенно ограничило возможности мусульманского духовенства оказывать влияние на общественную жизнь.
Параллельно проводились широкие репрессии против «Возрождения», в отношении которого были выдвинуты обвинения в подрыве государственной безопасности, попытках изменения конституционного строя и подготовке покушений на жизнь президента. В 1991 – первой половине 1992 г. было арестовано 18 тыс. членов «Возрождения», включая большинство его руководства 32. Была проведена чистка в госаппарате и армии, оттуда были уволены сторонники интегристов.
Подрыву позиций исламистов в немалой степени способствовало улучшение экономической ситуации. В 1991 г. валовый внутренний продукт на душу населения достиг 1698 долл., темпы его прироста составили в 1992 г. 6,3% по сравнению с – 3,8% в 1986 г. 33. В бюджет начали отдельной статьей закладываться средства, предназначенные для смягчения негативных социальных последствий экономической либерализации 34. В начале 90–х гг. на эти цели выделялось ок. 14% бюджетных расходов 35.
Все это повлекло за собой изменение психологической атмосферы в тунисском обществе, разочаровавшемся как в дустуровском «социализме», так и в сменившем его курсе на проведение социально не ориентированных рыночных реформ. У людей исчезло чувство безысходности, появилась надежда на будущее, что побуждает их отказываться от иллюзорных надежд на третий, исламский путь развития.
В результате интегристское движение быстро пошло на убыль. В 1991 г. произошел раскол в «Возрождении», его умеренное крыло отказалось от использования насильственных методов. К 1993 г. эта партия почти полностью утратила свое влияние. Попытка же создать в 1994 г. новую экстремистскую организацию – Исламский фронт спасения – результатов не принесла 36.
В современных условиях на роль мусульманского фактора в общественно–политической жизни арабских стран оказывают воздействие постепенно набирающие силу процессы демократизации. Хотя авторитарные режимы, на первый взгляд, выглядят более способными успешно противостоять исламизму, о чем свидетельствует, например, опыт Сирии, в таких странах в большинстве случаев сохраняется опасность, что ситуация там достигнет «точки кипения» и «паровой котел», в конце концов, взорвется, как это и произошло в Иране во время «исламской революции».
С другой стороны, демократизация может повлечь за собой активизацию экстремистских группировок, использующих в своих интересах создаваемые ею возможности. Именно так произошло в конце 80–х – начале 90–х гг. в Алжире. Похожая ситуация сложилась и в Ливии, где «Братья–мусульмане» воспользовались в конце 80–х гг. освобождением политзаключенных, открытием границ, принятием Великой зеленой декларации прав человека для наращивания борьбы против «еретического режима» М.Каддафи 37.
Тем не менее, в долгосрочном плане демократические системы могут, с точки зрения противостояния экстремистской угрозе, оказаться более эффективными и устойчивыми, чем авторитарные. Процессы либерализации способны – пусть не сразу – «выпустить пар из котла», создав к тому же благоприятные условия для раскола исламистов, изоляции их радикального крыла. Однако при этом должна учитываться специфика соответствующих стран, и демократические реформы носить контролируемый характер. По такому пути идет, в частности, египетское и тунисское руководство, сумевшее пресечь возможность внедрения фундаменталистов в пирамиду светской власти через демократические институты. С другой стороны, интересен пример Иордании, где умеренные исламисты приняли «демократические правила игры» и Фронт исламского действия участвует в выборах и представлен в Национальном собрании.
Поскольку экстремизм, в т.ч. прикрывающийся религиозными лозунгами, приобрел трансграничный характер, превратившись в один из глобальных вызовов, проблема борьбы с ним также вышла за национальные рамки. При этом выявилось два противоположных подхода.
Одного из них придерживаются в Вашингтоне, где полагают, что с террористами следует бороться, отвечая, ударом на удар и действуя при этом в одностороннем порядке. Следуя этой линии, американцы в августе 1998 г. уничтожили крылатыми ракетами фармацевтическую фабрику в Хартуме под тем предлогом, что там якобы производилось химическое оружие, а одним из ее совладельцев являлся известный саудовский экстремист У.бен Ладен. Обоснованность действий Вашингтона, которые были расценены Советом ЛАГ как акт агрессии и «вопиющее нарушение» Устава ООН, вызвала немалые сомнения, усилившиеся после того, как США отклонили предложение Хартума направить в Судан миссию Совета Безопасности по установлению фактов 38. Но даже если допустить, что данные американцев являлись достоверными, трудно представить, как разрушение фабрики может пресечь деятельность группировки У. бен Ладена.
Иного подхода придерживается Россия. Как заявил в своем выступлении на 53–й сессии Генассамблеи ООН министр иностранных дел РФ И.С.Иванов, справиться с тероризмом «можно, лишь... объединив усилия всех государств. Именно сообща, а не путем односторонних силовых акций мы можем добиться успеха в борьбе с этим опасным злом»39. Приверженцами такой точки зрения являются и мусульманские страны, руководители которых выступили на VIII совещании в верхах Организации Исламская конференция с призывом к сотрудничеству в борьбе с международным терроризмом и заключению в этой связи соответствующего договора 40.
Важное значение могло бы иметь осуществление каждой из стран мер по пресечению поддержки, оказываемой экстремистским организациям с ее территории, а также принятие соответствующими правительствами решения не предоставлять политического убежища террористам. Этого, по мнению Х.Мубарака, было бы достаточно для решения проблемы терроризма 41. Большинство арабских государств, впрочем, уже осознало важность перекрытия каналов международных связей исламских радикалов. Характерно, что в 1994 г. У.бен Ладен был лишен саудовского подданства в связи с финансированием им фундаменталистских группировок за рубежом 42. В Западной Европе к запрету на предоставление политического убежища экстремистам склоняются в Великобритании, на территории которой действуют такие организации как, например, «Сторонники шариата», вербующие мусульманских добровольцев для обучения их террористической деятельности.
При всей актуальности проблемы исламского экстремизма он вряд ли будет представлять угрозу на длительную перспективу. Те же процессы экономической модернизации, следствием которых в немалой степени является мусульманский радикализм, в конечном счете, по–видимому, приведут к ликвидации порождающих его причин. Ближневосточные страны все больше втягиваются в процессы глобализации. Там происходит быстрое развитие промышленности и коммерциализация сельского хозяйства, в городах возникают классы и общественные слои, аналогичные существующим в индустриальных государствах, формируется интеллектуальная и административная элита, получающая образование в соответствии с достаточно уже унифицированными мировыми стандартами. Важное значение, по мнению американского ориенталиста М.Ходгсона, имеет также и то, что приверженцы ислама разделяют в настоящее время с немусульманскими народами «общий базис письменной культуры»43. В этой ситуации стремление фундаменталистов воссоздать исламское государство времен первых халифов будет, скорее всего, выглядеть все более утопичным, а привлекательность выдвигаемых ими концепций размываться.
Более жизнеспособными могут в то же время оказаться идеи реформаторов, выступающих за адаптацию мусульманской религии к современности. Одновременно, как представляется, будет набирать силу ориентация на секуляризм, когда богу будет оставлено богово, а кесарево будет отдано раису.
1 С.Хатыб. Основы понятия «цивилизация» в исламе. Каир, 1986, с. 228–229.
2 М.Кутб. Язычество двадцатого века. Каир–Бейрут, 1983, с. 225–227.
3 Подробнее о стратегии и тактике исламистов см.: Азия и Африка сегодня, № 10, 1997, с. 43–44.
4 См.: А.Хамуда. Бомбы и священные книги. Каир, 1989, с. 36–37; М.Фараг. Неисполненные предписания религии. – В кн. Н.Гинена. Организация «Джихад»: Является ли она исламской альтернативой. Каир, 1988, с. 239–240.
5 К.А.Капитонов. Ближний Восток в лицах. М., 1998, с. 36.
6 The 53–rd Session of the United Nations General Assembly. Text of the Statement by H.E.Seyed Mohammed Khatami President of the Islamic Republic of Iran. 21 September 1998. N.Y., 1998, с. 1,6.
7 См.: Идеология революционных демократов Африки. М., 1981, с. 139.
8 См.: Middle East Journal, v.48, № 4, 1994, p.665.
9 См.: М. Аль–Аббаси. Международный аспект убийства Мухаммеда Бакера ас–Садра. Каир, 1986, с. 66; М.аль–Аббаси. Кровопийца между загубленным Кувейтом и израненным Ираком, Каир, 1990, с. 106.
10 М.аль–Аббаси. Кровопийца между загубленным Кувейтом и израненным Ираком, с. 137.
11 См.: Тунисская Республика. М. 1993, с. 53.
12 См.: Middle East Journal, v. 48, № 48, 1994, с. 642.
13 См.: Journal of South Asian and Middle Eastern Studies, v. XVI, № 3, 1993, с. 33–35.
14 См.: Ibidem; Эр.Рияд, 16.10.1994
15 См.: Азия и Африка сегодня, №10, 1997, с. 43.
16 Times, 21.05.1993; Эр–Рияд, 16.10.1994.
17 См.: Сирийская Арабская Республика. М., 1997, с. 71, 213.
18 А.З.Егорин. Современная Ливия. М., 1996, с. 203, 281.
19 См.: М.Х.Хейкал. Пушки аятоллы. Рассказ об Иране и революции. Каир–Бейрут, 1988, с. 190, 193, 205.
20 Change and Stability in the Middle East: How Do We Get There From Here? Vantage Conference. The Stanly Foundation. Muscatine, 1991, p. 18.
21 См.: А.З.Егорин. Египет нашего времени. М., 1998, с. 287.
22 М.Х.Хейкал. Осень гнева. Рассказ о начале и конце эпохи Анвара Садата. Бейрут, 1983, с. 536
23 См.: А.Б.Борисов. Роль ислама во внешней и внутренней политике Египта. XX век. М., 1991, с. 166–67.
24 A.Taheri. Holy Terror: Inside the World of Islamic Terrorism. Bethesda, 1987, с. 186.
25 См.К.А.Капитонов. Ближний Восток в лицах, с. 43
26 A.Taheri. Holi Terror, с. 225.
27 Аш–Шарк аль–Аусат, 11.05.1987; Journal of Defence and Diplomacy, v. 6, № 10, 1988, с. 31.
28 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. I. L. 1995, с. 1070.
29 См.: Ibid., с. 1061.
30 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. II. L, 1995, с. 3027–3028.
31 См.: Тунисская Республика. М., 1993, с. 57.
32 Там же, с. 58.
33 Там же, с. 200, 204.
34 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. II, с. 3031
35 Ibid, с. 3034.
36 См.: The Europa World Year Book, 1995, v. II, с. 3028–3029.
37 См.: H.Mattes. Qaddafi und die islamistische Opposition in Libyen. Zum Verlaufeines Konflikts. Hamburg, 1995, с. 33.
38 См.: Док. СБ S /1998/ 1069, 16/11/1998.
39 Дипломатический вестник, № 10, 1998, с. 37.
40 См.: Eight Islamic Summit Conference. Doc. IS/8–97/TEH–DEC. Tehran Declaration; Doc. IS/8–97/TVS–1. Tehran Vision Statement.
41 См.: Интервью Х.Мубарака газете «Фигаро» – Le Figaro, 25.11.1998.
42 См.: Ам–Шарк аль–Аусат, 08.04.1994.
43 M.Hodgson. The Venture of Islam. Concience and History in a World Civilization, v. III. Chicago, 1974, с. 166–67.
 |
| Исламские страны Азии и Африки |
Часть исламистских организаций, стоящая на умеренных позициях, стремится добиваться своих целей легальными путями. Вместе с тем, экстремистские группировки фундаменталистской ориентации делают ставку на насильственные методы, начиная от организации кампаний гражданского неповиновения, демонстраций, погромов и кончая терроризмом и вооруженной борьбой 3. Многими из них отвергается сама возможность участия в политической жизни, поскольку это означало бы признание ими существующих «неверных правительств»4.
Руководство ближневосточных государств стремится противодействовать распространению идеологии фундаментализма. В официальной контрпропаганде делается в этой связи акцент на подчеркивании исламской легитимности находящихся у власти режимов. Этим в немалой степени объясняется принятие королем Саудовской Аравии Фахдом титула «хранителя двух мусульманских святынь», публичная демонстрация своей религиозности королем Иордании Хусейном, который в личном плане придерживался европейского образа жизни, подчеркивание ливийским руководством «исламского характера» сентябрьской революции и т.п. Одновременно правительствами берутся на вооружение реформаторские лозунги, противопоставляемые возрожденческим концепциям мусульманских радикалов. Так, Фахд неоднократно выступал с призывами «пересмотреть в современном свете некоторые из основополагающих законов и догматов ислама»5. Президент ИРИ М.Хатеми, заявляя, что Иран опирается на своем пути в будущее как на религиозное и национальное наследие, так и на достижения современной цивилизации, осуждает стремление радикалов к «удушению свободы во имя спасения»6. Ислам превращается, таким образом, в обоюдоострое оружие, которое используют в своих интересах как власти, так и их противники.
В некоторых странах упор делается на маргинализацию политической роли ислама в рамках проводимого их руководством секуляристского курса.
При этом, однако, – в отличие от европейских стран – формального отделения религии от государства не происходит, и ислам продолжает преподноситься как одна из составляющих общественно–политической жизни, хотя на практике он из нее вытесняется. Так в Хартии национального действия ОАР, принятой в 1962 г., религия выступала как морально–этический фактор, призванный освятить египетскую модель социализма, но не более того 7. В современном Египте ислам признается в качестве одной из составляющих «национальной идентичности», но при этом заметного влияния религии на политику египетского руководства не просматривается 8.
Отказ от подобного «завуалированного секуляризма», линия на открытую конфронтацию с религией оказываются в конечном счете контрпродуктивными. Об этом свидетельствует, в частности, опыт Ирака, где с начала 60–х гг. Партией арабского социалистического возрождения проводился курс на борьбу с религиозностью и от ее членов требовалось, чтобы «партийные взгляды» превалировали у них над религиозными 9. Однако после революции в Иране рост интереса в иракском обществе к политической роли ислама выявил безуспешность таких попыток и вынудил иракское руководство к выдвижению лозунгов, гласящих, что «арабский национализм неотделим от религии»10. В Тунисе стремление президента Х.Бургибы навязать форсированную секуляризацию привело в 1961 г. к массовым кровавым инцидентам, ставшим следствием развернутой правительством кампании по дискредитации поста в рамадан 11.
Власти нередко прибегают к тактике раскола религиозной оппозиции, стремясь изолировать экстремистов и вовлечь умеренных исламистов в легальную общественную деятельность, заставив их тем самым вписаться в политические структуры и принять существующие «правила игры». Иногда в целях еще большего дробления исламского движения поощряется его разделение по чисто религиозным признакам. Так, в начале 90–х гг. саудовские власти разрешили одной из суфийских групп, возглавляемой шейхом А.аль–Малики и рассматриваемой ваххабитами как еретическая, совершать богослужения в Мекке 12. Сирийцы, в свою очередь, в аналогичных целях поддерживали действующую в Ливане суфийскую Ассоциацию исламских благотворительных проектов 13.
 |
| Иракский Курдистан |
Деятельность радикальных исламистских организаций обычно подавляется. Однако уровень репрессий зависит от конкретной ситуации. Так, на захват одной из фундаменталистских группировок, возглавлявшейся С.аль–Утейби, мечети в Мекке в 1980 г. саудовские власти ответили контратакой вооруженных сил, которые быстро разгромили мятежников 15. Вместе с тем их реакция на антиправительственную пропаганду, развернутую в 1993–94 гг. исламистским Комитетом защиты законных прав, носила довольно сдержанный характер: в сентябре 1994 г. его руководители были арестованы, но вскоре выпущены на свободу 16. В целом для саудовцев характерно стремление не прибегать без крайней необходимости к чрезмерно жестким мерам, которые могли бы спровоцировать ответную реакцию мусульманских радикалов и повлечь за собою дестабилизацию внутриполитической обстановки.
В некоторых случаях применение широкомасштабных репрессий оказывается достаточно успешным. Жестокое подавление в 1982 г. сирийской армией вооруженного выступления «Братьев–мусульман» в Хаме, за которым последовал разгром их подпольных ячеек по всей стране, позволило предотвратить гражданскую войну и почти полностью пресечь деятельность экстремистов в Сирии 17. В то же время в Алжире использование силы против Фронта исламского спасения и Вооруженной исламской группы, хотя и предотвратило захват власти интегристами, вылилось в длительную вооруженную конфронтацию между ними и правительством. В Ливии, где руководитель революции М.Каддафи призывал расправляться с фундаменталистами «как с волками или скорпионами», и где деятельности оппозиционных группировок серьезно препятствуют эффективность органов госбезопасности и повсеместный контроль со стороны революционных комитетов, исламисты сумели, тем не менее, организовать в 1996 г. несколько вооруженных выступлений и до сих пор остаются наиболее опасными противниками режима 18. Наконец, в Иране попытки подавить силой «исламскую революцию» закончились безрезультатно: в конечном счете армия перешла на сторону восставших, что и привело к свержению шаха Мохаммеда Резы и переходу власти к аятолле Р.Хомейни 19.
Вместе с тем репрессии сами по себе не в состоянии ликвидировать причины, порождающие экстремизм. В лучшем случае с их помощью удается «загнать болезнь внутрь». К тому же, как считают некоторые американские исследователи, силовые методы ведут к радикализации исламистского движения, где в условиях открытой конфронтации «на смену политикам проходят демагоги и боевики»20.
С учетом этого в долгосрочном плане более важное значение имеет принятие мер социально–экономического характера, направленных на преодоление негативных последствий ускоренного развития той или иной мусульманской страны. Естественно, осуществление таких шагов требует длительного времени, разработки соответствующей стратегии, выделения финансовых средств. Однако, в конечном счете, они себя оправдывают.
Наибольший эффект приносят, как показывает опыт, комплексные мероприятия по противодействию исламистской угрозе. В этом отношении интерес представляет опыт Египта и Туниса.
В Египте традиции использования мусульманской религии в политических целях имеют более глубокие корни, чем в большинстве других арабских государств. Именно там в конце XIX в. началось движение за реформу ислама и его адаптацию к изменившимся реалиям, основоположниками которого стали Дж.Д. аль–Афгани, М.Абдо, А.Р. аль–Кавакиби, М.Рида. В 1928 г. школьным учителем Х. аль–Банной была создана в Исмаилии первая фундаменталистская организация «нового типа» – Ассоциация «Братьев–мусульман».
Современное египетское общество пронизано тесно переплетающимися друг с другом религиозными организациями – официальными, полуофициальными, подпольными 21. Среди них имеются влиятельные группировки, выступающие с экстремистских позиций. В 1981 г. боевиками «Джихада» был убит президент А.Садат, в 1995 г. «Исламской группой» было организовано покушение на президента Х.Мубарака в Адис–Абебе. Одновременно были осуществлены десятки других терактов. После гибели А.Садата «Джихад» попытался установить контроль над Асьютом, рассчитывая, что смерть президента и захват одного из городов повлекут за собой всеобщее восстание и приход фундаменталистов к власти. В ходе боев между боевиками и армией погибло более 100 человек 22. В 1987 г. исламисты спровоцировали и приняли участие во вспыхнувшем в Каире, Асьюте и Сохаге мятеже Сил центральной безопасности, при подавлении которого было убито и ранено более 700 человек 23. В конце 80–х гг. число членов подпольных экстремистских группировок в Египте оценивалось в 500 тыс. человек 24.
В этой ситуации египетским руководством во главе с Х.Мубараком был взят курс на раскол исламистов – завязывание диалога с умеренными элементами, отвергающими насилие, и силовое подавление «неисправимых экстремистов»25. Практически легально стали действовать «Братья–мусульмане», которые отказались к этому времени от терроризма, ведущему религию, как заявлял руководитель Ассоциации О.ат–Тильмисани, к духовному самоубийству, и сделали ставку на политические методы борьбы 26. Кроме того, было разрешено создание партии «Умма», апеллирующей к религиозно–консервативной части общества.
Легализация умеренных исламистов привела к усилению их влияния на общественно–политическую жизнь страны. На выборах в 1987 г. возглавляемый «Братьями» Исламский альянс, в состав которого вошли также Социалистическая партия труда (СПТ) и Либерально–конституционалистская партия, получил 60 мест в Народном собрании, став наиболее влиятельной оппозиционной группировкой в его составе 27. В этой связи властями были приняты меры к ограничению деятельности легальной и полулегальной религиозной оппозиции. В 1990 г. в избирательный закон были внесены изменения, парламент был распущен и проведены новые выборы, которые «Братья–мусульмане» и СПТ бойкотировали. За этим последовало широкое наступление на позиции Ассоциации, нацеленное на ее вытеснение из выборных органов, профсоюзов и университетов. Среди ее членов были проведены аресты, был распущен контролировавшийся «Братьями» Фронт улемов Аль–Азхара. Вместе с тем, в отношении «Уммы» подобных мер принято не было.
Одновременно были развернуты репрессии против экстремистских группировок. Только в январе 1994 г. было арестовано ок. 1 тыс. активистов исламистских организаций 28. Весной того же года в стычках с силами безопасности погиб ряд руководителей военного крыла «Исламской группы»29. В 1997 г. к борьбе с экстремистами была привлечена армия. Были осуществлены шаги по перекрытию каналов получения радикалами помощи из–за рубежа. В результате позиции экстремистских организаций оказались существенно ослаблены, в их рядах возникли разногласия, и летом 1997 г. 6 «исторических вождей» египетских фундаменталистов, отбывающих тюремное заключение, призвали к отказу от вооруженной конфронтации с властями.
Хотя Египет продолжает сталкиваться с серьезными социально–экономическими проблемами (низкий уровень жизни, высокая безработица, коррумпированный госаппарат и т.п.), достаточно высокие и, главное, стабильные темпы экономического развития (ежегодный прирост валового внутреннего продукта в течение последних 10 лет составляет 4–5%) создают предпосылки для их постепенного решения. Благодаря этому происходит размывание объективных причин, благоприятствующих распространению идеологии религиозного возрожденчества. Немаловажную роль играет и осторожная, продуманная линия египетского руководства при проведении экономических реформ, значительное внимание, уделяемое им социальной сфере (только в 1998 г. на поддержку малоимущих было израсходовано 4 млрд.ед.ф., растут бюджетные ассигнования на образование и здравоохранение, в течение последних трех лет не увеличивались старые и не вводились новые налоги и т.д.).
В результате удалось добиться достаточно ощутимых результатов. В 1996–97 гг. экстремистские группировки сумели провести лишь несколько изолированных – хотя и получивших широкий международный резонанс – терактов против иностранных туристов в Каире и Луксоре. В 1998 г. в противостоянии властей и мусульманских радикалов произошел, похоже, качественный перелом. Фундаменталисты не смогли организовать ни одной террористической акции в городах, резко сократилась их активность в сельских районах, ослабла поддержка экстремистов населением, возросли трудности с рекрутированием боевиков и получением материальных и финансовых средств.
В Тунисе исламисты особенно активизировались в конце 80–х – начале 90–х гг. Ими проводились демонстрации протеста, боевиками фундаменталистской организации «Возрождение» («Ан–Нахда») совершались нападения на активистов правящего Демократического конституционного объединения и теракты против иностранцев, что представляло особую опасность для тунисской экономики, во многом ориентированный на туристическую индустрию 30.
Пришедшее к власти в Тунисе в 1987 г. новое руководство во главе с президентом З.А.бен Али развернуло наступление на позиции интегристов по нескольким направлениям. Прежде всего на смену секуляристской риторике Х.Бургибы пришел акцент на приверженности режима мусульманским ценностям. Число членов Высшего исламского совета было увеличено с 10 до 15 человек, возросли отпускаемые на его деятельность ассигнования, правительство стало строить новые мечети, начал издаваться религиозный журнал «Аль–Хидая», были введены дополнительные программы молитв на радио и телевидении 31. Однако, этим все и ограничилось, и на практике тунисское руководство продолжает придерживаться секуляристской линии. Более того, принятым после прихода к власти З.А.бен Али к власти Национальным пактом из политической борьбы были исключены мечети, что существенно ограничило возможности мусульманского духовенства оказывать влияние на общественную жизнь.
Параллельно проводились широкие репрессии против «Возрождения», в отношении которого были выдвинуты обвинения в подрыве государственной безопасности, попытках изменения конституционного строя и подготовке покушений на жизнь президента. В 1991 – первой половине 1992 г. было арестовано 18 тыс. членов «Возрождения», включая большинство его руководства 32. Была проведена чистка в госаппарате и армии, оттуда были уволены сторонники интегристов.
Подрыву позиций исламистов в немалой степени способствовало улучшение экономической ситуации. В 1991 г. валовый внутренний продукт на душу населения достиг 1698 долл., темпы его прироста составили в 1992 г. 6,3% по сравнению с – 3,8% в 1986 г. 33. В бюджет начали отдельной статьей закладываться средства, предназначенные для смягчения негативных социальных последствий экономической либерализации 34. В начале 90–х гг. на эти цели выделялось ок. 14% бюджетных расходов 35.
Все это повлекло за собой изменение психологической атмосферы в тунисском обществе, разочаровавшемся как в дустуровском «социализме», так и в сменившем его курсе на проведение социально не ориентированных рыночных реформ. У людей исчезло чувство безысходности, появилась надежда на будущее, что побуждает их отказываться от иллюзорных надежд на третий, исламский путь развития.
В результате интегристское движение быстро пошло на убыль. В 1991 г. произошел раскол в «Возрождении», его умеренное крыло отказалось от использования насильственных методов. К 1993 г. эта партия почти полностью утратила свое влияние. Попытка же создать в 1994 г. новую экстремистскую организацию – Исламский фронт спасения – результатов не принесла 36.
В современных условиях на роль мусульманского фактора в общественно–политической жизни арабских стран оказывают воздействие постепенно набирающие силу процессы демократизации. Хотя авторитарные режимы, на первый взгляд, выглядят более способными успешно противостоять исламизму, о чем свидетельствует, например, опыт Сирии, в таких странах в большинстве случаев сохраняется опасность, что ситуация там достигнет «точки кипения» и «паровой котел», в конце концов, взорвется, как это и произошло в Иране во время «исламской революции».
С другой стороны, демократизация может повлечь за собой активизацию экстремистских группировок, использующих в своих интересах создаваемые ею возможности. Именно так произошло в конце 80–х – начале 90–х гг. в Алжире. Похожая ситуация сложилась и в Ливии, где «Братья–мусульмане» воспользовались в конце 80–х гг. освобождением политзаключенных, открытием границ, принятием Великой зеленой декларации прав человека для наращивания борьбы против «еретического режима» М.Каддафи 37.
Тем не менее, в долгосрочном плане демократические системы могут, с точки зрения противостояния экстремистской угрозе, оказаться более эффективными и устойчивыми, чем авторитарные. Процессы либерализации способны – пусть не сразу – «выпустить пар из котла», создав к тому же благоприятные условия для раскола исламистов, изоляции их радикального крыла. Однако при этом должна учитываться специфика соответствующих стран, и демократические реформы носить контролируемый характер. По такому пути идет, в частности, египетское и тунисское руководство, сумевшее пресечь возможность внедрения фундаменталистов в пирамиду светской власти через демократические институты. С другой стороны, интересен пример Иордании, где умеренные исламисты приняли «демократические правила игры» и Фронт исламского действия участвует в выборах и представлен в Национальном собрании.
Поскольку экстремизм, в т.ч. прикрывающийся религиозными лозунгами, приобрел трансграничный характер, превратившись в один из глобальных вызовов, проблема борьбы с ним также вышла за национальные рамки. При этом выявилось два противоположных подхода.
Одного из них придерживаются в Вашингтоне, где полагают, что с террористами следует бороться, отвечая, ударом на удар и действуя при этом в одностороннем порядке. Следуя этой линии, американцы в августе 1998 г. уничтожили крылатыми ракетами фармацевтическую фабрику в Хартуме под тем предлогом, что там якобы производилось химическое оружие, а одним из ее совладельцев являлся известный саудовский экстремист У.бен Ладен. Обоснованность действий Вашингтона, которые были расценены Советом ЛАГ как акт агрессии и «вопиющее нарушение» Устава ООН, вызвала немалые сомнения, усилившиеся после того, как США отклонили предложение Хартума направить в Судан миссию Совета Безопасности по установлению фактов 38. Но даже если допустить, что данные американцев являлись достоверными, трудно представить, как разрушение фабрики может пресечь деятельность группировки У. бен Ладена.
Иного подхода придерживается Россия. Как заявил в своем выступлении на 53–й сессии Генассамблеи ООН министр иностранных дел РФ И.С.Иванов, справиться с тероризмом «можно, лишь... объединив усилия всех государств. Именно сообща, а не путем односторонних силовых акций мы можем добиться успеха в борьбе с этим опасным злом»39. Приверженцами такой точки зрения являются и мусульманские страны, руководители которых выступили на VIII совещании в верхах Организации Исламская конференция с призывом к сотрудничеству в борьбе с международным терроризмом и заключению в этой связи соответствующего договора 40.
Важное значение могло бы иметь осуществление каждой из стран мер по пресечению поддержки, оказываемой экстремистским организациям с ее территории, а также принятие соответствующими правительствами решения не предоставлять политического убежища террористам. Этого, по мнению Х.Мубарака, было бы достаточно для решения проблемы терроризма 41. Большинство арабских государств, впрочем, уже осознало важность перекрытия каналов международных связей исламских радикалов. Характерно, что в 1994 г. У.бен Ладен был лишен саудовского подданства в связи с финансированием им фундаменталистских группировок за рубежом 42. В Западной Европе к запрету на предоставление политического убежища экстремистам склоняются в Великобритании, на территории которой действуют такие организации как, например, «Сторонники шариата», вербующие мусульманских добровольцев для обучения их террористической деятельности.
При всей актуальности проблемы исламского экстремизма он вряд ли будет представлять угрозу на длительную перспективу. Те же процессы экономической модернизации, следствием которых в немалой степени является мусульманский радикализм, в конечном счете, по–видимому, приведут к ликвидации порождающих его причин. Ближневосточные страны все больше втягиваются в процессы глобализации. Там происходит быстрое развитие промышленности и коммерциализация сельского хозяйства, в городах возникают классы и общественные слои, аналогичные существующим в индустриальных государствах, формируется интеллектуальная и административная элита, получающая образование в соответствии с достаточно уже унифицированными мировыми стандартами. Важное значение, по мнению американского ориенталиста М.Ходгсона, имеет также и то, что приверженцы ислама разделяют в настоящее время с немусульманскими народами «общий базис письменной культуры»43. В этой ситуации стремление фундаменталистов воссоздать исламское государство времен первых халифов будет, скорее всего, выглядеть все более утопичным, а привлекательность выдвигаемых ими концепций размываться.
Более жизнеспособными могут в то же время оказаться идеи реформаторов, выступающих за адаптацию мусульманской религии к современности. Одновременно, как представляется, будет набирать силу ориентация на секуляризм, когда богу будет оставлено богово, а кесарево будет отдано раису.
1 С.Хатыб. Основы понятия «цивилизация» в исламе. Каир, 1986, с. 228–229.
2 М.Кутб. Язычество двадцатого века. Каир–Бейрут, 1983, с. 225–227.
3 Подробнее о стратегии и тактике исламистов см.: Азия и Африка сегодня, № 10, 1997, с. 43–44.
4 См.: А.Хамуда. Бомбы и священные книги. Каир, 1989, с. 36–37; М.Фараг. Неисполненные предписания религии. – В кн. Н.Гинена. Организация «Джихад»: Является ли она исламской альтернативой. Каир, 1988, с. 239–240.
5 К.А.Капитонов. Ближний Восток в лицах. М., 1998, с. 36.
6 The 53–rd Session of the United Nations General Assembly. Text of the Statement by H.E.Seyed Mohammed Khatami President of the Islamic Republic of Iran. 21 September 1998. N.Y., 1998, с. 1,6.
7 См.: Идеология революционных демократов Африки. М., 1981, с. 139.
8 См.: Middle East Journal, v.48, № 4, 1994, p.665.
9 См.: М. Аль–Аббаси. Международный аспект убийства Мухаммеда Бакера ас–Садра. Каир, 1986, с. 66; М.аль–Аббаси. Кровопийца между загубленным Кувейтом и израненным Ираком, Каир, 1990, с. 106.
10 М.аль–Аббаси. Кровопийца между загубленным Кувейтом и израненным Ираком, с. 137.
11 См.: Тунисская Республика. М. 1993, с. 53.
12 См.: Middle East Journal, v. 48, № 48, 1994, с. 642.
13 См.: Journal of South Asian and Middle Eastern Studies, v. XVI, № 3, 1993, с. 33–35.
14 См.: Ibidem; Эр.Рияд, 16.10.1994
15 См.: Азия и Африка сегодня, №10, 1997, с. 43.
16 Times, 21.05.1993; Эр–Рияд, 16.10.1994.
17 См.: Сирийская Арабская Республика. М., 1997, с. 71, 213.
18 А.З.Егорин. Современная Ливия. М., 1996, с. 203, 281.
19 См.: М.Х.Хейкал. Пушки аятоллы. Рассказ об Иране и революции. Каир–Бейрут, 1988, с. 190, 193, 205.
20 Change and Stability in the Middle East: How Do We Get There From Here? Vantage Conference. The Stanly Foundation. Muscatine, 1991, p. 18.
21 См.: А.З.Егорин. Египет нашего времени. М., 1998, с. 287.
22 М.Х.Хейкал. Осень гнева. Рассказ о начале и конце эпохи Анвара Садата. Бейрут, 1983, с. 536
23 См.: А.Б.Борисов. Роль ислама во внешней и внутренней политике Египта. XX век. М., 1991, с. 166–67.
24 A.Taheri. Holy Terror: Inside the World of Islamic Terrorism. Bethesda, 1987, с. 186.
25 См.К.А.Капитонов. Ближний Восток в лицах, с. 43
26 A.Taheri. Holi Terror, с. 225.
27 Аш–Шарк аль–Аусат, 11.05.1987; Journal of Defence and Diplomacy, v. 6, № 10, 1988, с. 31.
28 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. I. L. 1995, с. 1070.
29 См.: Ibid., с. 1061.
30 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. II. L, 1995, с. 3027–3028.
31 См.: Тунисская Республика. М., 1993, с. 57.
32 Там же, с. 58.
33 Там же, с. 200, 204.
34 См.: The Europa World Year Book. 1995, v. II, с. 3031
35 Ibid, с. 3034.
36 См.: The Europa World Year Book, 1995, v. II, с. 3028–3029.
37 См.: H.Mattes. Qaddafi und die islamistische Opposition in Libyen. Zum Verlaufeines Konflikts. Hamburg, 1995, с. 33.
38 См.: Док. СБ S /1998/ 1069, 16/11/1998.
39 Дипломатический вестник, № 10, 1998, с. 37.
40 См.: Eight Islamic Summit Conference. Doc. IS/8–97/TEH–DEC. Tehran Declaration; Doc. IS/8–97/TVS–1. Tehran Vision Statement.
41 См.: Интервью Х.Мубарака газете «Фигаро» – Le Figaro, 25.11.1998.
42 См.: Ам–Шарк аль–Аусат, 08.04.1994.
43 M.Hodgson. The Venture of Islam. Concience and History in a World Civilization, v. III. Chicago, 1974, с. 166–67.
Комментариев нет:
Отправить комментарий