Общинность, высокий уровень корпоративной солидарности, развитая и эффективно действующая структура формальных и неформальных внутриобщиных институтов влияния и власти – неотъемлемое качество, важнейшая сторона образа жизни этнических и, особенно, религиозных меньшинств Арабского Востока. Это – императив выживания и неизбежное следствие традиционности как самих общин, так и принимающих обществ. Корпоративность, иерархия групп были универсальным способом их организации. Часто такая ситуация закреплялась юридически – достаточно вспомнить систему миллетов в Османской империи, при которой иудейская и христианские религиозные общины получали право на внутреннее самоуправление, становились, по удачному выражению А.В. Журавского, «своеобразным церковно–политическим телом»1.
Как правило, несущими конструкциями внутриобщинной организации были церковь и кланы. С конца XIX в., когда в ходе модернизационных процессов стали формироваться новые социальные слои, к ним добавляются клубы, торговые палаты, благотворительные общества и попечительские советы, а также профсоюзы и политические партии. Однако, последние не играли большой роли, оставаясь на периферии системы внутриобщинного регулирования.
Важным исключением в этом смысле стала после первой мировой войны армянская диаспора (спюрк). Политические партии вышли в ней на первый план и по степени влияния приблизились к церкви. Зарубежные армяне стали демонстрировать уникальный для иммигрантских сообществ уровень политической организованности и роли партий во внутриобщинной жизни. Причиной тому были радикальные перемены в самой армянской диаспоре, вызванные геноцидом и массовым беженством. Количество беженцев в арабских странах во много раз превысило число старожилов. Это изменило не только количественный, но и качественный состав общин, вызвало сложнейшие перемены в их элите, способах ее контроля над общинной жизнью. Старые клановые структуры утратили значительную часть своего влияния. Десятки, а то и сотни беженцев (прежде всего, в Ливане и Сирии), потерявших прежний образ жизни, социальный статус, средства к существованию, находившихся в глубочайшей фрустрации от ужасов только что пережитого геноцида, не вписывались в прежние, устоявшиеся десятилетиями, структуры влияния и контроля.
В то же время, огромным было стремление к консолидации, к воссозданию или формированию на новой основе структур социальности. Несмотря на крестьянское происхождение большинства беженцев, почти все они устремились в крупные города, осели в них, основав армянские районы и кварталы. Они предпочли городскую жизнь и занятия, стремясь к большей защищенности в чужом мире, исходя из осознанной потребности в сохранении национальной идентичности, в надежде на помощь соотечественников–старожилов. В городе легче было «стать на ноги» в экономическом смысле, дать детям образование и профессию. Естественными сферами занятости для беженцев, лишенных жилья, средств к существованию, не знавших арабского языка, стали ремесла и мелкая торговля. Практически все европейские, арабские и армянские наблюдатели отмечают необыкновенную энергию и трудолюбие, а также развитую общинную взаимопомощь, благодаря которым армянские иммигранты не только выжили, но и стали одной из самых зажиточных и процветающих общин региона. От мелкой торговли и ремесел многие переходили к крупному бизнесу, финансовым операциям, становились владельцами гостиниц, кафе, ресторанов, активно участвовали в основании современной промышленности.
Высоким был удельный вес служащих, лиц свободных профессий. Этому способствовало огромное внимание, придаваемое образованию. Только в Бейруте в 1960 г. функционировало 66 школ с 14 тыс. учащихся, две религиозные школы, колледж. Для наиболее способных учеников создавалась возможность продолжать образование в американском и французском университетах Бейрута, за рубежом 2. Помимо обычной задачи – дать детям хорошее образование и этим обеспечить им шансы на выживание и жизненный успех – армянские школы стали мощнейшим инструментом поддержания и укрепления национальной идентичности, препятствовали ассимиляционным процессам. Поэтому преподавание велось на армянском языке, большое внимание уделялось национальной истории и культуре.
Вообще армянскую диаспору отличало мощное, обостренное национальное чувство, крайне негативное отношение к проблеме ассимиляции. Характерна подчеркнутая забота о сохранении идентичности, которая воспринимается не как некая объективная данность, конечно, важная, но о которой не очень–то задумывается в обыденной жизни большинство людей. О ней думают и говорят постоянно как о ценности, которую в любой момент можно потерять, особенно если о ней не заботиться.
Таким образом, довольно быстро из деклассированной, деморализованной массы беженцев сформировалось сообщество городское, предпринимательское, довольно зажиточное, высокообразованное, динамичное. Решая проблемы физического выживания, приобретения профессии, социального статуса, интеграции в принимающее общество, оно стремилось одновременно не просто сохранить свою армянскую идентичность, но и внести вклад в «армянское дело» – восстановление реальной государственности, понимаемое как восстановление исторической справедливости, возвращение народа на принадлежащие ему искони земли. Мощный накал национальных чувств некоторые авторы склонны оценивать даже как «пост–травматический синдром» или «армянский миф»3. Отсюда гигантское значение, придаваемое исторической памяти, традиции – как опоры для сохранения и укрепления идентичности.
Это уникальное сочетание модернизированности и традиционализма, житейского прагматизма и идеализма, индивидуализма и корпоративизма породило и весьма специфические формы социализации, оригинальное соотношение структур власти и влияния в армянских общинах.
Невозможно, прежде всего, переоценить роль церкви, которая помимо своих обычных функций, была в глазах переживших национальную катастрофу людей главной хранительницей национальных устоев и ценностей, естественной основой для консолидации, каналом связи и взаимопомощи с мировым армянством. Собственно, речь идет о трех конфессиях: армяно–григорианской церкви (80% армян Ливана и 86% Сирии), армяно–католической (15% и 14%) и армяно–евангелической (5% армян Ливана)4. Появление многочисленной диаспоры, сложные взаимоотношения центра армяно–григорианской церкви – Эчмеадзинского католикосата – с советской властью привели к возникновению в 1930 г. нового религиозного центра – католикосата Киликии. Интереснейший анализ причин и обстоятельств раскола содержится в статье декана Армянской теологической семинарии Гарегина Саркисяна, который в 1977 г. стал католикосом Киликии Гарегином II, а в 1995 г. избран католикосом Эчмеадзина, положив, таким образом, начало процессу преодоления раскола 5. Создание киликийского католикосата позволило осуществлять жесткий повседневный контроль практически над всеми сторонами жизни и деятельности армянских общин региона. Представители церкви чрезвычайно влиятельны в коммунальных и школьных попечительских советах, благотворительных и культурных организациях. При решении ключевых проблем, в т.ч. и политического характера, позиция церкви обычно оказывается решающей.
Совершенно естественным было образование землячеств, которые возникли уже в лагерях беженцев. Они стали основной силой при переселении на постоянное жительство в пригороды Бейрута и Алеппо, где по земляческому принципу создавались целые кварталы. Земляческие союзы стали (особенно на первых порах) не только мощным инструментом консолидации и взаимопомощи, но и решения политических проблем. Кроме того, довольно быстро формируется разветвленная сеть благотворительных, женских, молодежных, спортивных организаций и клубов, школьных попечительских советов, клубов, торговых палат и т.д.
Такая структура внутриобщинной организации не была оригинальной, она мало чем отличалась от того, что существовало у других меньшинств региона в это время. Качественно иной была роль политических партий. Нельзя сказать, что эта форма выражения и отстаивания интересов была вообще чужда или неизвестна представителям других меньшинств. Более того, греки, евреи, итальянцы нередко были инициаторами основания первых политических партий и их идеологами. Однако эта деятельность выходила за общинные рамки, ею занимались маргинальные для общин элементы. Не случайно основной сферой их интересов были организации коммунистического, анархистского и лево социалистического направления, принципиально равнодушные к национальной проблематике. Единственное исключение – сионистское движение, но и оно не обладало серьезным влиянием в еврейской элите, не оказывало заметного воздействия на решение внутриобщинных проблем. Относительно влиятельным оно становится только тогда, когда массовый исход стал реальной, а затем и неизбежной перспективой.
В армянских же общинах региона именно в политических партиях концентрируется большая часть социально активной и обладающей реальным влиянием элиты. Партии становятся важнейшим инструментом ее контроля над массой рядовых соотечественников и, что не менее важно, контакта и взаимодействия с арабским окружением. И хотя в них состояло всего несколько тысяч активистов 6, но через свои женские, молодежные, культурные, благотворительные и т.д. организации они оказывали эффективное воздействие на все стороны жизни общин. Они активно соперничают и взаимодействуют в коммунальных советах, которые представляли и отстаивали общие интересы перед властями, решали массу повседневных (и от того важных) внутренних проблем и конфликтов. Они ведут постоянный диалог с церковью как с равноправным партнером в решении жизненно важных для армянской диаспоры проблем.
Причины разнообразны. С одной стороны – это относительно современный (по характеру занятости, образованности, образу жизни) состав общин, то, что формировались они на новой основе и недавно. С другой – и это видимо самое главное – имелся значительный опыт партийной деятельности до первой мировой войны и геноцида. Беженцы принесли с собой созданные еще в Османской и Российской империях партии. Подробный анализ их истории, идеологии, очень непростых взаимоотношений того времени не входит в задачу данной работы, к тому же существующая исследовательская литература 7 при всей ее огромной идеологической тенденциозности может дать некоторое представление о проблеме.
В диаспоре была воспроизведена довоенная партийная система, основу которой составляли три организации – «Дашнакцутюн» («Армянский революционный союз»), «Гнчак» («Колокол») и «Рамкавар–Азатакан» («Партия демократической свободы»). Старейшая из них – «Гнчак», была основана в 1887 г. группой студентов в Женеве. По оценке историка, «опубликованная в 1888 г. программа гнчакистов представляла собой эклектическую комбинацию из идей национального освобождения, народничества и марксизма Плеханова»8. Борьба за освобождение Армении (прежде всего Западной) считалась этапом на пути к конечной цели – социализму. Среди средств почетное место занимали вооруженная борьба, повстанчество, террор. В 1890 г. образуется «Дашнакцутюн» – партия, поставившая своей главной целью решение армянского вопроса, а в дальнейшем принявшая социалистическую идеологию и вступившая во II Интернационал. Что же касается «Рамкавар–Азатакан», то она оформилась в 1921 г. путем объединения нескольких организаций либерально–демократического, кадетского толка. О степени их авторитета и влияния свидетельствуют результаты выборов в Закавказье в российское Учредительное собрание (1917 г.), когда дашнаки получили 560 тыс. голосов, большевики – 93 тыс., а «Гнчак» и предшественники рамкаваров – ничтожно мало 9. Опыт создания и краха в 1918–1920 гг. первой Армянской республики закономерно поэтому связан с деятельностью дашнаков.
Годы активной политической деятельности, особенно в эпоху первой мировой войны, революции, гражданской войны, независимой республики и войны с Турцией, позволили создать политическим партиям огромный капитал в виде многочисленных кадров энергичных, опытных и популярных активистов, авторитета у соотечественников, отлаженной инфраструктуры связей с ними, организационного опыта. Конечно, этот капитал уменьшился из–за трагической судьбы первой республики, но не исчерпался полностью. Он стал частью того наследства, которое принесли с собой беженцы в арабские страны.
Пожалуй, это главное, что сделало исторические партии краеугольным камнем (наряду с церковью и землячествами) структурирования общин, превращения беженцев фактически в новый социум – спюрк. Особняком здесь стоит коммунистическая деятельность. Коммунистические идеи были довольно популярны в общинах, они подкреплялись фактом существования армянской государственности как советской, а также мощной организационной и материальной поддержкой Коминтерна. Однако, после короткого существования отдельных армянских коммунистических организаций (там, где они были), они влились в коммунистические партии стран пребывания. В Ливане, в меньшей степени Египте и Ираке, они становились их организаторами и лидерами. Это, а также доктринальное игнорирование национальной проблематики, «армянского дела», не позволило коммунистам, как организованному целому, стать влиятельной общинной структурой.
Естественно, что в новых условиях радикально меняются направления и формы деятельности исторических партий. Старое соперничество, а часто и вражда сохраняются, но также обретают новые мотивации и формы. Прежние идеологические границы противостояния (между различными вариантами социалистических идей, социалистическими и либерально–демократическими взглядами) и без того довольно размытые, меняются новыми. Основная борьба разворачивается за контроль над общинными институтами, за выработку стратегии и тактики интеграции в принимающее общество и вокруг отношения к армянскому делу.
Первое время огромное внимание уделялось обеспечению внешних условий становления диаспоры. Партии часто подменяли в этом общекоммунальные структуры, которые находились еще в стадии становления. Необходимо было обеспечить условия физического выживания беженцев в лагерях, а затем создать базу для их правовой, социальной и экономической интеграции. Без повседневного и эффективного сотрудничества с властями и принимающим обществом добиться этого было невозможно. Сложная проблема состояла в том, чтобы не испортить отношений ни с французскими властями, ни с арабами. Первые помогали материально, пообещали, а затем и предоставили гражданство сначала Ливана, а затем Сирии. Не была еще окончательно решена проблема Александретты и оставались хотя и призрачные, но надежды на создание «очага» в Киликии. Но жить надо было среди арабов, которые отнеслись к притоку массы беженцев настороженно подозрительно. Огромная масса чужаков грозила разрушить и без того хрупкое межобщинное равновесие, могла претендовать на ресурсы, к тому же подозревалась в коллаборационизме. Хоть и не сразу, но необходимый баланс был найден. Лидеры общин сумели, не поссорившись с французами, продемонстрировать свое сочувствие национальным устремлениям ливанцев и сирийцев, заявили о неучастии в местных межконфесиональных конфликтах.
Выработка такой политики шла через столкновение различных политических сил в общине. Так, во время восстания 1925–27 гг. в Сирии дашнакские лидеры попытались сформировать добровольческие отряды армян для помощи французам. Это было сорвано объединенными усилиями католикосата и других партий. Созданный в 1936 г. Народный фронт сирийских армян стремился к тому, чтобы «на практике доказать нашим местным братьям, что армянский народ не имеет ничего против независимости этой страны и готов наряду с армянской культурой развивать и изучать арабский язык и культуру в армянских учебных заведениях»10. Во время кризиса 1945 г., явившегося результатом последней попытки Франции вооруженным путем сохранить свое господство в Сирии, политические и духовные лидеры общины заявили о полной поддержке национального правительства и открыли запись армянских добровольцев в сирийскую армию 11.
По отзывам многих наблюдателей, дашнаки пытались играть активную роль в общеполитическом развитии Сирии и Ливана в первые годы независимости. Однако потерпев несколько поражений, заработав у части арабской элиты репутацию «агентуры ЦРУ», они сконцентрировали усилия на внутриобщинной деятельности.
Центром политической активности в армянской диаспоре окончательно становится в это время Ливан. Здесь сформировалась самая многочисленная община региона (250–300 тыс. человек к середине 70–х гг.), политические партии могли действовать легально, что с начала 60–х гг. было невозможно в Сирии, Египте, Ираке. Конфессионально–общинный принцип государственно–политического устройства страны, институты представительной демократии и многопартийная система – все это делало партии важнейшим институтом спюрка. В систему общин, составляющих конструкцию ливанского социума, армяне вошли как одна из них. На практике это означает, что получив ливанское гражданство и все связанные с этим права и обязанности, они формально имеют право и на отдельную жизнь с сильными элементами внутриобщинного самоуправления (свои суды, оформление браков, разводов и т.д.). Наряду с другими армянская община имеет свои квоты в органах государственной власти (6 мест в парламенте, одно в правительстве и т.д.). Заполняются эти квоты через механизм конкурентной борьбы трех партий.
Каждая партия, по мере сил и возможностей, создает собственную сеть общественных организаций, стремится привлечь на свою сторону богатых, влиятельных или авторитетных соотечественников, добывает деньги, формирует ячейки повсюду, где имеются армянские общины. Штаб–квартиры партий находятся в Бейруте. Здесь же выходит большая часть их периодических изданий. «Дашнакцутюн» и «Гнчак» строятся на жестко централизованной основе, с фиксированным индивидуальным членством, партийными взносами, беспрекословной дисциплиной. По мнению ряда авторов, дашнаки традиционно имели подпольные военизированные структуры. Рамкавары избрали для своего партийного строительства более либеральную западноевропейскую модель. В условиях гражданской войны в Ливане все партии обзавелись своими военизированными формированиями – милициями.
Соотношение сил между партиями в диаспоре осталось примерно таким же, как в первой республике. Дашнаки полностью преобладают в общинных советах, после 1953 г. им принадлежат все места в парламенте Ливана, зарезервированные для армян, тираж их прессы более чем вдвое превышает суммарный тираж остальных партийных изданий 12. Дашнакские формирования составляли основу армянской милиции во время гражданской войны в Ливане. У партии прочные позиции среди клира Киликийского католикосата.
В целом, политические партии справились с задачей выживания беженцев, их структурирования в качестве нового социума, интеграции в принимающее общество. Уже ко времени независимости армянские общины стали признанным и законным элементом принимающих обществ, а их партии – важной и неотъемлемой частью инфраструктуры власти и принятия решений.
Парадоксальным образом это выявилось во время гражданской войны в Ливане. Атаки на армянские кварталы в 1976–79 гг. не имели целью уничтожение общины. Их инициаторы – фалангисты – добивались участия армян в войне, рассматривая нейтралитет как уклонение от гражданского долга или привилегию «чужаков». Участие в гражданской войне – долг и обязанность своих.
Этот несомненный и огромный успех имел, однако, с точки зрения большинства политических активистов, и отрицательные последствия. Свою миссию они видели, прежде всего, в поддержании и развитии «армянского дела». Уже отмечалась подчеркнутая, по мнению некоторых, даже гипертрофированно–экзальтированная, забота о сохранении идентичности. По словам К.С.Худавердяна, «основная задача, стоящая перед общественными кругами зарубежных армянских поселений, заключается в сохранении армянского этноса, культуры, языка»13. Не случайно, в Бейруте регулярно проводились разнообразные социологические и психологические обследования 14, все с той же целью – посмотреть, не перерастает ли естественная и необходимая адаптация в ассимиляцию, не теряется ли, хотя бы в небольшой части, армянская идентичность. Тщательно отслеживалось отношение к армянскому и арабскому языкам, обычаям, традициям (вплоть до предпочтения той или иной кухни), отношение к церкви, к «армянскому делу», армянским политическим партиям и организациям, смешанным бракам и т.д. Есть исследование, где сравниваются психологические особенности арабских и армянских студентов и с тревогой констатируется постепенное уменьшение различий. Свободное владение арабским языком, ставшее нормой после введения его в качестве обязательного в армянских школах, оценивается как тревожный симптом, а некоторыми публицистами – даже как реальная опасность. Характерны, например, такие пассажи из газеты «Спюрк»: «вследствие хорошего ознакомления с арабским языком, культурой и фольклором в первую очередь перерождается интеллигентное сословие нашего народа», «соприкосновения и связи с аборигенами настолько тесны, что бейрутских армян трудно отличить от арабов»15. Тщательно подсчитывается количество смешанных браков, как чрезвычайно опасная оценивается некоторая тенденция к увеличению, хотя абсолютные цифры незначительны – около 7% в 1950–69 гг.
Крайне тревожный, с этой точки зрения, симптом: часть политиков, особенно молодых, переносит центр тяжести интересов и деятельности на Ливан, постепенно дистанцируясь от «армянского дела». Депутат парламента Андрэ Табурян в одном из интервью назвал себя «ливанцем армянского происхождения», что для деятелей старшего поколения было немыслимо 16.
Гражданская война, общая опасность сплотили и консолидировали общину, повысив чувство армянской солидарности. В то же время, она стимулировала массовую эмиграцию, прежде всего в США. Некоторые армянские публицисты и исследователи писали об этом с огромной тревогой, считая этот процесс более страшным, чем жертвы и разрушения в Бейруте. Высказывалась даже мысль, что массовая эмиграция – это часть американского заговора с целью разрушения ливанской части спюрка, как основной хранительницы национальных ценностей, носительницы просоветских настроений 17.
Соединенные Штаты виделись Молохом, который уничтожит армянское самосознание, армянскую душу. Это кажется странным, учитывая, что в США имеется многочисленная (860 тыс. человек, включая Канаду), старая, процветающая община с великолепно развитой и эффективно функционирующей сетью церквей, школ, госпиталей, благотворительных учреждений, молодежных и спортивных обществ, прессы и т.д. Но, признавая устойчивость существования общины, отмечая, что эффект «плавильного котла» значительно преувеличен, многие армянские исследователи считают, что происходит постепенный переход через двуязычие к английскому языку как родному, что и сам армянский язык англизируется, что происходят необратимые сдвиги в культуре, образе жизни 18. И в любом случае, коммуналистская структура ливанского общества подкрепляет внутреннюю сплоченность общины внешним давлением. Но в годы гражданской войны число армян в стране сократилось вдвое.
Еще тяжелее, почти безнадежно выглядела ситуация с «преодолением исторической несправедливости»: Турция не желала признавать сам факт геноцида и этим взять на себя ответственность, мир, занятый своими проблемами, почти не вспоминал о нем, возвращение «исторической родины», прежде всего Западной Армении, воссоздание независимой государственности в «справедливых границах» все больше казалось утопией. «Национальный очаг» существовал только в форме Советской Армении, где всякая несанкционированная общественно–политическая деятельность подавлялась, а национальные устремления расценивались как «буржуазный национализм».
Отношение к Советскому Союзу, тем не менее, было важной частью идейно–политической сетки координат и практической деятельности партий. По понятным причинам, оно было непротиворечивым только у коммунистов. Для остальных же партий большевики были, с одной стороны, союзниками кемалистской Турции и разрушителями Армянской республики, а с другой – спасителями армянского народа от окончательного уничтожения, создателями пусть и номинальной, декоративной, но все–таки государственности армян. Другой в мире не было, как не было и другого «национального очага».
Первыми определились лидеры «Гнчак». Не отказываясь от своих разногласий с большевиками времен гражданской войны, они, тем не менее, заявили на VIII съезде своей партии в Афинах (1924 г.), что полностью поддерживают Советскую власть. В дальнейшем они даже вели безрезультатные переговоры о приеме в III Интернационал. Причину четко сформулировал один из лидеров партии: «Советская Армения – не русская провинция. Армянское государство опять независимо, изменены лишь правительство и природа власти»19.
На сходных позициях стояли и рамкавары. О причинах их выбора не без снисходительного сарказма писал в свое время один из лидеров армянских большевиков А.Мясников (А.Ф.Мясникян). По его мнению, партия представляла интересы крупных зарубежных армянских предпринимателей. Эти магнаты – люди опытные, прагматичные, ко всякой идеологии относящиеся с точки зрения выгоды. Поэтому они «не ужасаются таких слов, как «советский», «советский строй», «Советская Армения». Увидели, что можно с нею выгодно сотрудничать, прибыльно вкладывать капитал, сплавить туда доставляющих много хлопот и расходов беженцев. «Наконец, как буржуазные патриоты, демократы не прочь видеть сегодняшнюю маленькую Армению назавтра великой... Дашнаки этого сделать не сумели, а что если по рецепту демократов, это сделают большевики?»20.
Куда более сложным было отношение к Советской Армении дашнаков. С одной стороны, демонстрировалась взаимная враждебность и непримиримость. Типично название единственной советской монографии, посвященной истории деятельности этой партии – «Идейно–политический крах партии Дашнакцутюн»21. Дашнакская пропаганда изобиловала еще более резкими оценками. Чтобы убедиться в этом стоит лишь посмотреть комплект такого в целом солидного продашнакского издания, как журнал «The Armenian Review». Однако более внимательный взгляд на проблему показывает, что за постоянно демонстрируемой взаимной враждебностью скрывались сложные отношения притяжения и отталкивания. Почва для притяжения была прагматической. У дашнаков – это надежда на использование СССР для реализации «армянского дела». Не случайно серия примирительно–доброжелательных публикаций о советской политике появляется в «The Armenian Review» вскоре после второй мировой войны, когда сталинское руководство предъявило территориальные претензии к Турции. Еще свежие воспоминания о терроре против армянской интеллигенции, церкви, народа в целом были если не забыты, то отодвинуты в сторону.
Однако, ни просоветская политика «Гнчак» и «Рамкавар», ни метания дашнаков от открытой враждебности к скрытому сотрудничеству к СССР не могли подтолкнуть руководство последнего к отстаиванию «армянского дела» в ущерб другим своим приоритетам. Более того, чаще именно советские власти манипулировали армянскими партиями, используя их для решения своих проблем, как в Советской Армении, так и на Ближнем Востоке.
В глазах части политизированной, национально–ориентированной молодежи вся ответственность за этот тупик ложилась на исторические партии. Они не сумели сформировать мировое общественное мнение, оказались не в состоянии найти влиятельных союзников и покровителей, с помощью которых можно было бы достичь победы «армянского дела». Деятельность дашнаков, их пристрастие к закулисной политике навлекала на них обвинения в неразборчивом сотрудничестве с самыми разнообразными разведками – английской, французской, германской (в годы войны), американской. А совсем недавно бывший генерал КГБ О.Калугин заявил, что с 70–х гг. партия активно сотрудничала и с советскими спецслужбами 22. Цена таким обвинениям известна, хотя кое–что и находило документальное подтверждение (сотрудничество с гитлеровцами, в частности). Тем не менее, это формировало соответствующую репутацию и отношение.
Осознание тупика, бессилия традиционной политической элиты, сомнения в ее моральном праве на лидерство, опыт, приобретенный на новой родине (прежде всего, участие в гражданской войне в Ливане), – все это подвигало часть молодой, национально–ориентированной элиты на поиски новой стратегии и тактики борьбы за «армянское дело». Огромное воздействие на их формирование оказала атмосфера гражданской войны, насилия как обыденности, как оптимального способа решения всех проблем. Кроме того, перед глазами был опыт палестинского движения, которое во многом благодаря вооруженному насилию, в том числе террору, заставило весь мир считаться с собой, сделало реальной перспективу формирования государственности, консолидировало палестинцев. Все это способствовало созданию новых армянских организаций, которые сделали террор основным инструментом своей деятельности.
Нельзя сказать, что это было совершенно новым явлением для армянской диаспоры. После первой мировой войны секретная дашнакская организация «Nemesis» осуществила убийства ряда бывших младотурецких лидеров, ответственных за геноцид. В начале 70–х гг. были призывы и индивидуальные акты террора. Но организованная террористическая кампания началась после 1975 года 23.
В этом году была создана и начала активную террористическую кампанию новая армянская организация ASALA («Armenian Secret Army for the Liberation of Armenia»). Как обычно в таких случаях, информация о ней скудна, отрывочна и противоречива. В одной из работ даже высказывается предположение (ничем не подтвержденное), что датой ее образования является 1965 год 24. Большинство наблюдателей сходится в том, что основали ее выходцы из левых группировок традиционных партий, прежде всего «Гнчак».
Партия заявила о себе как о части мирового революционного движения, силе социалистической и национальной. Ее цель – привлечь внимание мира к исторической несправедливости по отношению к армянскому народу, сплотить разбросанных по всему миру армян, укрепить в их среде национальное чувство. Этим создать условия для изгнания турок из Западной Армении («исконной армянской территории»), воссоздания там национальной государственности, объединения ее с Советской Арменией в рамках СССР. Естественно поэтому, что единое армянское государство в исторических границах должно строиться на социалистических принципах.
Характерно весьма позитивное отношение к Советскому Союзу, подчеркивался его огромный вклад в спасение армянского народа, создание и развитие его государственности и культуры. Это не исключало, правда, критики по отдельным вопросам (Афганистан, Польша). По планам лидеров ASALA, «Советская Армения должна стать для нас тем, чем был Ханой для вьетнамцев во время освободительной войны»25. Это дало основание некоторым западным наблюдателям (например, американской журналистке К.Стерлинг, автору нашумевшей в свое время книги о международном терроризме) обвинить СССР в причастности к деятельности ASALA, оказанию ей помощи. Никаких доказательств на этот счет ни тогда, ни позднее не появилось. Советские власти официально заявили о неприятии деятельности ASALA как террористической, не говоря уже о том, что давно сняли территориальные претензии к Турции. Что же касается неофициальных контактов, особенно по линии спецслужб, то здесь пока можно строить только предположения.
Косвенным свидетельством возможности этого является наличие тесных и не особенно скрываемых связей организации с некоторыми палестинскими партиями – НФОП, ДФОП, ФАТХ. В их лагерях обучались боевики, от них шло оружие и т.д. Имеются предположения о том, что совместно проводились операции по контрабанде наркотиков для пополнения партийных фондов 26. Также предположительно отмечается наличие более или менее тесных связей ASALA с курдскими и турецкими подпольными организациями, рядом европейских 27. Когда во время гражданской войны в Ливане туда вторглись израильские войска, боевики ASALA дрались против них вместе с палестинцами. После поражения последних заявили о выводе своей штаб–квартиры из Бейрута. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что значительная часть этой информации не подтверждена документально. Более того, нетрудно предположить, что многое исходит из недр разнообразных спецслужб, у которых есть свои, весьма специфические представления о достоверности информации. Такое состояние дел естественно, учитывая характер изучаемого объекта. Конспиративность, строжайшая секретность наряду с манипулированием информацией, методами информационной войны – совершенно нормальное и естественное его состояние.
Партия состояла, в основном, из молодых людей, выходцев из семей среднего класса Ливана, США и Франции. Численность их различные авторы оценивают в 1–6 тыс. человек 28. В разгар деятельности издавались газеты и другие пропагандистские материалы на армянском и французском языках. Лидеры партии довольно охотно проводили пресс–конференции, где подробно разъясняли ее цели и задачи.
Первые же террористические акты, проведенные боевиками ASALA, сделали ее весьма популярной в диаспоре. Это встревожило лидеров традиционных партий и, прежде всего, дашнаков. Тем более, что представители ASALA не скрывали своей враждебности к ним, считая, что антисоветизм, ставка на американскую помощь, роль в гражданской войне в Ливане приносят огромный вред «армянскому делу». О степени ожесточенности полемики говорит то, что членов про–дашнакских групп называли иногда фашистами 29.
Скорее всего, с целью перехватить инициативу в том же 1975 г. дашнаками была создана еще одна террористическая организация – «Justice Commandos of the Armenian Genocide» (JCAG). Имеется также гипотеза, что сформировали ее представители молодежного крыла партии, недовольные политикой руководства. Но большинство наблюдателей считает все–таки, что JCAG – это дочерняя подпольная структура Дашнакцутюн. Так или иначе, и эта группа включилась в кампанию террора. С ASALA она находилась во враждебных отношениях.
Кроме того, в 1977 г. была образована третья аналогичная организация – «New Armenian Resistance» (NAR). О ее идеологии и практической деятельности почти ничего не известно, а после 1980 г. она вообще исчезла из поля зрения наблюдателей. Не исключено, что этим названием воспользовались члены одной из двух основных группировок, что вообще–то практиковалось.
При всей своей вражде, различиях в идеологии, внешних связях и ASALA, и JCAG практиковали одинаковые формы деятельности. Ее содержание можно охарактеризовать как «пропаганда действием». Совершались акты террора, рассчитанные на мощный демонстрационный эффект, на то, чтобы мир вспомнил о существовании армянской проблемы, о геноциде и его виновниках. А, вспомнив об этом, помог «народу в рассеянии» обрести историческую родину. Не менее важной целью было поднять национальное самосознание народа, помочь ему преодолеть чувство бессилия и безнадежности, мобилизовать его на борьбу. Важнейшим инструментом этого должен быть актуализированный «образ врага» – Турции и турок. Характерно высказывание арестованного участника нападения на аэропорт Анкары, во время которого погибло и было ранено десятки человек: «Было убито более миллиона наших. Что такое по сравнению с этим 25 убитых ваших?»30.
На первых порах удар обрушился на «исторического врага». В течение нескольких лет по всему миру убивали турецких дипломатов и членов их семей. Погибло более тридцати человек (в Западной Европе, США, по одному человеку в СССР и Болгарии). Совершались нападения на турецкие посольства, консульства, представительства авиакомпаний. Наиболее громким в этом ряду инцидентом был захват посольства в Париже. На мощный пропагандистский эффект был рассчитан захват аэропортов Анкары и Стамбула. После 1979 г. армянские боевики нападают и на представителей западных стран – в виде ответа на аресты. Так, в 1983 г. было совершено нападение на аэропорт Орли в Париже. Всего известно более 200 террористических актов, совершенных членами армянских организаций 31. Больше всего – и наиболее громкие из них – принадлежат ASALA.
Характерна и типична динамика террора. Отчетливо выделяется первый, «героический» период: популярность идеи, много сторонников и сочувствующих, героизм и самопожертвование участников борьбы, надежды на немедленные результаты, подкрепляемые пропагандистским эффектом. Затем террор становится привычной, рутинной работой, накапливается усталость, приходит разочарование – затрачены гигантские усилия, понесены большие человеческие жертвы, а результата нет. Мировое общественное мнение, на миг вспомнив о геноциде и посочувствовав ему, переходит к повседневным делам и заботам. Мировая мода на терроризм постепенно проходит, формируется отвращение к нему. Союзников приобрести не удается. Профессионализация террора постепенно приводит к тому, что из средства он превращается в самоцель. Часть членов организаций отходит от борьбы, часть стремится к более эффективным методам. Дискуссии переходят во взаимное отторжение, а затем и вражду. Расколы, ожесточенная междоусобная борьба, предательства.
Все эти этапы прошла ASALA. После ряда громких террористических актов, потребовавших огромных усилий и жертв, она вступает в полосу внутренних трудностей и конфликтов. К тому же, прежние союзники – палестинские организации, – потерпев поражение в Ливане, уже не могли помогать как раньше. Пришлось переносить большую часть партийной инфраструктуры из Бейрута, т.е. отрываться от почвы, от массовой базы. Да и такой свободы деятельности как там уже нигде не было. В 1983 г. это приводит к расколу. Большая часть членов партии, ориентирующихся в первую очередь на социалистические ценности, отказывается от террора. Они образуют «ASALA – Revolutionary Movement», которое берет курс на политическую борьбу. Националистически настроенное меньшинство провозглашает себя «чистой» ASALA и продолжает кампанию террора. Они совершают и несколько убийств бывших соратников, ушедших в ASALA–RM 32.
Этот период длился вплоть до перестройки в СССР, которая открыла новые перспективы и создала новые проблемы в решении «армянского вопроса». Распад СССР, независимость второй Армянской республики, тяжелейшие проблемы ее становления, карабахский конфликт – все это резко изменило контекст политической жизни в спюрке арабских стран. Часть элиты, ориентированная на решение общеармянских проблем, активно включается в политический процесс в независимой теперь республике. Другая ее часть концентрирует усилия на внутриобщинных проблемах.
1 Журавский А.В. Христианство и ислам. Социокультурные проблемы диалога. – М., 1990 – с.81–86. См. также: Иванов Н.А. Система миллетов в арабских странах XVI–XVII вв. // Восток – 1992, № 6; Christians and Jews in the Ottoman Empire: The Functioning of a Plural Society. Vol. 1–2. – N.Y., 1982.
2 Lang D.M. Walker C.J. The Armenians // Minority Right Group. Report. – L., 1978, № 32 – с. 18.
3 Фурман Д. Армянское национальное движение. История и психология // Свободная мысль – 1992, № 16 – с. 26 – 27; Мартиросян М. Армянский миф и политическое становление // Независимая газета – 18.05.1993.
4 Bedoyan H. The Social, Political and Religious Structure of Armenian Community in Lebanon // The Armenian Review – 1979, vol. 32, № 2 – с. 121.
5 Religion in the Middle East. Three Religions in Concord and Conflict. – Cambridge, 1969, vol. I – с. 482–519.
6 Bedoyan H. Op.cit – с. 124.
7 Ананикян Б. Идейно–политический крах партии Дашнакцутюн.– Ереван, 1979; Буржуазные и мелкобуржуазные партии России в Октябрьской революции и гражданской войне– М., 1980; Непролетарские партии и организации национальных районов России в Октябрьской революции и гражданской войне М., 1980; Мясников А. Армянские политические партии за рубежом – Тифлис, 1925; Хуршудян Л.А. Армянские политические партии на современном этапе / Автореф. дисс...докт. ист. Наук – Ереван, 1965; Caprielian A. The Armenian Revolutionary Federation and Soviet Armenia // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 3.
8 Хуршудян Р.Л. Партия «Гнчак» в период Великого Октября // Буржуазные...с. 131.
9 Хуршудян Л.А. Худавердян К.С. Крах политики и идеологии армянских политических партий в 1917–1921 гг. // Буржуазные...с. 144.
10 Наджарян Е.О. Армяно–арабские культурные связи в Сирии и Ливане (1945–1970–е гг.) / Автореф. дисс...канд. ист. наук – Ереван, 1973 – с. 7.
11 Оганесян Н.О. Образование независимой Сирийской республики (1939 – 1946) – М., 1968 – с. 52–84; Топузян О.Х. Участие армян в национально–освободительном и демократическом движении Сирии и Ливана / Автореф. дисс...канд. ист. наук – Ереван, 1964 – с. 7–12.
12 Corbin H. Griffith К. Rahhal A. Observation on the Armenians in Lebanon made in 1970–1973 // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 4 – с. 406.
13 Худавердян К.С. Культурные связи Советской Армении. Краткий исторический очерк. – Ереван, 1977 – с. 131.
14 Дараган Н.Я. Симпозиум «Армянские общины в странах Запада и «третьего мира» (Ереван, 5–6 октября 1987 г.) // Советская этнография – 1988, № 3 – с. 135–138; Мелконян Э.Л. Армянская семья в условиях диаспоры // Советская этнография – 1988, № 6 – с. 98–104; Der–Karabetian A. Melikian L. Assimilation of Armenians in Lebanon // The Armenian Review – 1974, vol. 27, № 1 – с. 65–73; Der–Karabetian A. Oshagan E. Ethnic Orientation of Armenians in Lebanon – The Armenian Review – 1977, vol. 30, № 2 – с. 164–175; Melikian L.N. Karabetian A. Personality Change Over Time: Assimilation of an Ethnic Minority in Lebanon // The Journal of Social Psychology – 1977, vol. 103, half2 – с. 185–193.
15 Цит. по: Наджарян Е.О. Ук. соч. – с. З.
16 Gorbin H. Griffith К. Rahhal S. Op.cit. – с. 393.
17 Балаян 3. Между двух огней – Ереван, 1979 – с. 41; Оганесян Н.О. Ливанский конфликт и армянская община Ливана // Советский опыт решения национального вопроса и его значение для народов Азии и Африки – Ереван, 1982 – с. 41.
18 The Armenians in America, 1618–1979. A Chronology and Facts Books.– N.Y., 1978; Christopher A. Armenians in Cities // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 3 – с. 272–282; Grigorian S. Armenians in America: Sociohnguistic Perspective // The Armenian Review – 1971, vol. 24, № 3 – с. 37–45.
19 Хуршудян Р.Л. Ук. соч.– с. 141; Хуршудян Л.А. Худавердян К.С. Армянские политические партии. Некоторые вопросы истории и идеологии // Непролетарские...с. 106.
20 Мясников А. Ук. соч. – с.9–10.
21 Ананикян Б. Идейно–политический крах партии дашнакцутюн – Ереван, 1979.
22 Известия – 30.07.1992.
2J Gunter M.M. The Armenian Terrorist Campaign against Turkey // Orient – 1983, Jg. 24, № 4 – с. 618–619.
24 Chabry L. Chabry A. Politique et minorites au Proche–Orient – Paris, 1984 – с. 243.
25 Цит. по: Gunter M.M. Op. cit., – с. 632.
26 Kurz A. Merari A. ASALA – Irrational Terror or Political Tool – Jerusalem, 1985 – с. 40–47.
27 Ibid – с. 25, 43–45; Gunter M.M. Op. cit– с. 627–630.
28 Chabry L. Chabry A. Op. cit. – с. 241; Gunter M.M. Op. cit.– с. 626.
29 Terzian P. La question armenienne aujourd'hui // Critique socialiste – 1982, № 44 – с. 65.
30 Gunter M.M. Op. cit.– с. 618.
31 Gunter M.M. Op. cit.– с. 610, 627–628; Kurz A. Merari A. Op. cit. – с. 3, 22–29.
32 Saba P. The Armenian National Question // Power and Stability in the Middle East – London, 1989 – с. 173–201.
Как правило, несущими конструкциями внутриобщинной организации были церковь и кланы. С конца XIX в., когда в ходе модернизационных процессов стали формироваться новые социальные слои, к ним добавляются клубы, торговые палаты, благотворительные общества и попечительские советы, а также профсоюзы и политические партии. Однако, последние не играли большой роли, оставаясь на периферии системы внутриобщинного регулирования.
Важным исключением в этом смысле стала после первой мировой войны армянская диаспора (спюрк). Политические партии вышли в ней на первый план и по степени влияния приблизились к церкви. Зарубежные армяне стали демонстрировать уникальный для иммигрантских сообществ уровень политической организованности и роли партий во внутриобщинной жизни. Причиной тому были радикальные перемены в самой армянской диаспоре, вызванные геноцидом и массовым беженством. Количество беженцев в арабских странах во много раз превысило число старожилов. Это изменило не только количественный, но и качественный состав общин, вызвало сложнейшие перемены в их элите, способах ее контроля над общинной жизнью. Старые клановые структуры утратили значительную часть своего влияния. Десятки, а то и сотни беженцев (прежде всего, в Ливане и Сирии), потерявших прежний образ жизни, социальный статус, средства к существованию, находившихся в глубочайшей фрустрации от ужасов только что пережитого геноцида, не вписывались в прежние, устоявшиеся десятилетиями, структуры влияния и контроля.
В то же время, огромным было стремление к консолидации, к воссозданию или формированию на новой основе структур социальности. Несмотря на крестьянское происхождение большинства беженцев, почти все они устремились в крупные города, осели в них, основав армянские районы и кварталы. Они предпочли городскую жизнь и занятия, стремясь к большей защищенности в чужом мире, исходя из осознанной потребности в сохранении национальной идентичности, в надежде на помощь соотечественников–старожилов. В городе легче было «стать на ноги» в экономическом смысле, дать детям образование и профессию. Естественными сферами занятости для беженцев, лишенных жилья, средств к существованию, не знавших арабского языка, стали ремесла и мелкая торговля. Практически все европейские, арабские и армянские наблюдатели отмечают необыкновенную энергию и трудолюбие, а также развитую общинную взаимопомощь, благодаря которым армянские иммигранты не только выжили, но и стали одной из самых зажиточных и процветающих общин региона. От мелкой торговли и ремесел многие переходили к крупному бизнесу, финансовым операциям, становились владельцами гостиниц, кафе, ресторанов, активно участвовали в основании современной промышленности.
 |
| Армянская диаспора в мире |
Вообще армянскую диаспору отличало мощное, обостренное национальное чувство, крайне негативное отношение к проблеме ассимиляции. Характерна подчеркнутая забота о сохранении идентичности, которая воспринимается не как некая объективная данность, конечно, важная, но о которой не очень–то задумывается в обыденной жизни большинство людей. О ней думают и говорят постоянно как о ценности, которую в любой момент можно потерять, особенно если о ней не заботиться.
Таким образом, довольно быстро из деклассированной, деморализованной массы беженцев сформировалось сообщество городское, предпринимательское, довольно зажиточное, высокообразованное, динамичное. Решая проблемы физического выживания, приобретения профессии, социального статуса, интеграции в принимающее общество, оно стремилось одновременно не просто сохранить свою армянскую идентичность, но и внести вклад в «армянское дело» – восстановление реальной государственности, понимаемое как восстановление исторической справедливости, возвращение народа на принадлежащие ему искони земли. Мощный накал национальных чувств некоторые авторы склонны оценивать даже как «пост–травматический синдром» или «армянский миф»3. Отсюда гигантское значение, придаваемое исторической памяти, традиции – как опоры для сохранения и укрепления идентичности.
Это уникальное сочетание модернизированности и традиционализма, житейского прагматизма и идеализма, индивидуализма и корпоративизма породило и весьма специфические формы социализации, оригинальное соотношение структур власти и влияния в армянских общинах.
Невозможно, прежде всего, переоценить роль церкви, которая помимо своих обычных функций, была в глазах переживших национальную катастрофу людей главной хранительницей национальных устоев и ценностей, естественной основой для консолидации, каналом связи и взаимопомощи с мировым армянством. Собственно, речь идет о трех конфессиях: армяно–григорианской церкви (80% армян Ливана и 86% Сирии), армяно–католической (15% и 14%) и армяно–евангелической (5% армян Ливана)4. Появление многочисленной диаспоры, сложные взаимоотношения центра армяно–григорианской церкви – Эчмеадзинского католикосата – с советской властью привели к возникновению в 1930 г. нового религиозного центра – католикосата Киликии. Интереснейший анализ причин и обстоятельств раскола содержится в статье декана Армянской теологической семинарии Гарегина Саркисяна, который в 1977 г. стал католикосом Киликии Гарегином II, а в 1995 г. избран католикосом Эчмеадзина, положив, таким образом, начало процессу преодоления раскола 5. Создание киликийского католикосата позволило осуществлять жесткий повседневный контроль практически над всеми сторонами жизни и деятельности армянских общин региона. Представители церкви чрезвычайно влиятельны в коммунальных и школьных попечительских советах, благотворительных и культурных организациях. При решении ключевых проблем, в т.ч. и политического характера, позиция церкви обычно оказывается решающей.
Совершенно естественным было образование землячеств, которые возникли уже в лагерях беженцев. Они стали основной силой при переселении на постоянное жительство в пригороды Бейрута и Алеппо, где по земляческому принципу создавались целые кварталы. Земляческие союзы стали (особенно на первых порах) не только мощным инструментом консолидации и взаимопомощи, но и решения политических проблем. Кроме того, довольно быстро формируется разветвленная сеть благотворительных, женских, молодежных, спортивных организаций и клубов, школьных попечительских советов, клубов, торговых палат и т.д.
Такая структура внутриобщинной организации не была оригинальной, она мало чем отличалась от того, что существовало у других меньшинств региона в это время. Качественно иной была роль политических партий. Нельзя сказать, что эта форма выражения и отстаивания интересов была вообще чужда или неизвестна представителям других меньшинств. Более того, греки, евреи, итальянцы нередко были инициаторами основания первых политических партий и их идеологами. Однако эта деятельность выходила за общинные рамки, ею занимались маргинальные для общин элементы. Не случайно основной сферой их интересов были организации коммунистического, анархистского и лево социалистического направления, принципиально равнодушные к национальной проблематике. Единственное исключение – сионистское движение, но и оно не обладало серьезным влиянием в еврейской элите, не оказывало заметного воздействия на решение внутриобщинных проблем. Относительно влиятельным оно становится только тогда, когда массовый исход стал реальной, а затем и неизбежной перспективой.
В армянских же общинах региона именно в политических партиях концентрируется большая часть социально активной и обладающей реальным влиянием элиты. Партии становятся важнейшим инструментом ее контроля над массой рядовых соотечественников и, что не менее важно, контакта и взаимодействия с арабским окружением. И хотя в них состояло всего несколько тысяч активистов 6, но через свои женские, молодежные, культурные, благотворительные и т.д. организации они оказывали эффективное воздействие на все стороны жизни общин. Они активно соперничают и взаимодействуют в коммунальных советах, которые представляли и отстаивали общие интересы перед властями, решали массу повседневных (и от того важных) внутренних проблем и конфликтов. Они ведут постоянный диалог с церковью как с равноправным партнером в решении жизненно важных для армянской диаспоры проблем.
Причины разнообразны. С одной стороны – это относительно современный (по характеру занятости, образованности, образу жизни) состав общин, то, что формировались они на новой основе и недавно. С другой – и это видимо самое главное – имелся значительный опыт партийной деятельности до первой мировой войны и геноцида. Беженцы принесли с собой созданные еще в Османской и Российской империях партии. Подробный анализ их истории, идеологии, очень непростых взаимоотношений того времени не входит в задачу данной работы, к тому же существующая исследовательская литература 7 при всей ее огромной идеологической тенденциозности может дать некоторое представление о проблеме.
В диаспоре была воспроизведена довоенная партийная система, основу которой составляли три организации – «Дашнакцутюн» («Армянский революционный союз»), «Гнчак» («Колокол») и «Рамкавар–Азатакан» («Партия демократической свободы»). Старейшая из них – «Гнчак», была основана в 1887 г. группой студентов в Женеве. По оценке историка, «опубликованная в 1888 г. программа гнчакистов представляла собой эклектическую комбинацию из идей национального освобождения, народничества и марксизма Плеханова»8. Борьба за освобождение Армении (прежде всего Западной) считалась этапом на пути к конечной цели – социализму. Среди средств почетное место занимали вооруженная борьба, повстанчество, террор. В 1890 г. образуется «Дашнакцутюн» – партия, поставившая своей главной целью решение армянского вопроса, а в дальнейшем принявшая социалистическую идеологию и вступившая во II Интернационал. Что же касается «Рамкавар–Азатакан», то она оформилась в 1921 г. путем объединения нескольких организаций либерально–демократического, кадетского толка. О степени их авторитета и влияния свидетельствуют результаты выборов в Закавказье в российское Учредительное собрание (1917 г.), когда дашнаки получили 560 тыс. голосов, большевики – 93 тыс., а «Гнчак» и предшественники рамкаваров – ничтожно мало 9. Опыт создания и краха в 1918–1920 гг. первой Армянской республики закономерно поэтому связан с деятельностью дашнаков.
Годы активной политической деятельности, особенно в эпоху первой мировой войны, революции, гражданской войны, независимой республики и войны с Турцией, позволили создать политическим партиям огромный капитал в виде многочисленных кадров энергичных, опытных и популярных активистов, авторитета у соотечественников, отлаженной инфраструктуры связей с ними, организационного опыта. Конечно, этот капитал уменьшился из–за трагической судьбы первой республики, но не исчерпался полностью. Он стал частью того наследства, которое принесли с собой беженцы в арабские страны.
Пожалуй, это главное, что сделало исторические партии краеугольным камнем (наряду с церковью и землячествами) структурирования общин, превращения беженцев фактически в новый социум – спюрк. Особняком здесь стоит коммунистическая деятельность. Коммунистические идеи были довольно популярны в общинах, они подкреплялись фактом существования армянской государственности как советской, а также мощной организационной и материальной поддержкой Коминтерна. Однако, после короткого существования отдельных армянских коммунистических организаций (там, где они были), они влились в коммунистические партии стран пребывания. В Ливане, в меньшей степени Египте и Ираке, они становились их организаторами и лидерами. Это, а также доктринальное игнорирование национальной проблематики, «армянского дела», не позволило коммунистам, как организованному целому, стать влиятельной общинной структурой.
Естественно, что в новых условиях радикально меняются направления и формы деятельности исторических партий. Старое соперничество, а часто и вражда сохраняются, но также обретают новые мотивации и формы. Прежние идеологические границы противостояния (между различными вариантами социалистических идей, социалистическими и либерально–демократическими взглядами) и без того довольно размытые, меняются новыми. Основная борьба разворачивается за контроль над общинными институтами, за выработку стратегии и тактики интеграции в принимающее общество и вокруг отношения к армянскому делу.
Первое время огромное внимание уделялось обеспечению внешних условий становления диаспоры. Партии часто подменяли в этом общекоммунальные структуры, которые находились еще в стадии становления. Необходимо было обеспечить условия физического выживания беженцев в лагерях, а затем создать базу для их правовой, социальной и экономической интеграции. Без повседневного и эффективного сотрудничества с властями и принимающим обществом добиться этого было невозможно. Сложная проблема состояла в том, чтобы не испортить отношений ни с французскими властями, ни с арабами. Первые помогали материально, пообещали, а затем и предоставили гражданство сначала Ливана, а затем Сирии. Не была еще окончательно решена проблема Александретты и оставались хотя и призрачные, но надежды на создание «очага» в Киликии. Но жить надо было среди арабов, которые отнеслись к притоку массы беженцев настороженно подозрительно. Огромная масса чужаков грозила разрушить и без того хрупкое межобщинное равновесие, могла претендовать на ресурсы, к тому же подозревалась в коллаборационизме. Хоть и не сразу, но необходимый баланс был найден. Лидеры общин сумели, не поссорившись с французами, продемонстрировать свое сочувствие национальным устремлениям ливанцев и сирийцев, заявили о неучастии в местных межконфесиональных конфликтах.
Выработка такой политики шла через столкновение различных политических сил в общине. Так, во время восстания 1925–27 гг. в Сирии дашнакские лидеры попытались сформировать добровольческие отряды армян для помощи французам. Это было сорвано объединенными усилиями католикосата и других партий. Созданный в 1936 г. Народный фронт сирийских армян стремился к тому, чтобы «на практике доказать нашим местным братьям, что армянский народ не имеет ничего против независимости этой страны и готов наряду с армянской культурой развивать и изучать арабский язык и культуру в армянских учебных заведениях»10. Во время кризиса 1945 г., явившегося результатом последней попытки Франции вооруженным путем сохранить свое господство в Сирии, политические и духовные лидеры общины заявили о полной поддержке национального правительства и открыли запись армянских добровольцев в сирийскую армию 11.
По отзывам многих наблюдателей, дашнаки пытались играть активную роль в общеполитическом развитии Сирии и Ливана в первые годы независимости. Однако потерпев несколько поражений, заработав у части арабской элиты репутацию «агентуры ЦРУ», они сконцентрировали усилия на внутриобщинной деятельности.
Центром политической активности в армянской диаспоре окончательно становится в это время Ливан. Здесь сформировалась самая многочисленная община региона (250–300 тыс. человек к середине 70–х гг.), политические партии могли действовать легально, что с начала 60–х гг. было невозможно в Сирии, Египте, Ираке. Конфессионально–общинный принцип государственно–политического устройства страны, институты представительной демократии и многопартийная система – все это делало партии важнейшим институтом спюрка. В систему общин, составляющих конструкцию ливанского социума, армяне вошли как одна из них. На практике это означает, что получив ливанское гражданство и все связанные с этим права и обязанности, они формально имеют право и на отдельную жизнь с сильными элементами внутриобщинного самоуправления (свои суды, оформление браков, разводов и т.д.). Наряду с другими армянская община имеет свои квоты в органах государственной власти (6 мест в парламенте, одно в правительстве и т.д.). Заполняются эти квоты через механизм конкурентной борьбы трех партий.
Каждая партия, по мере сил и возможностей, создает собственную сеть общественных организаций, стремится привлечь на свою сторону богатых, влиятельных или авторитетных соотечественников, добывает деньги, формирует ячейки повсюду, где имеются армянские общины. Штаб–квартиры партий находятся в Бейруте. Здесь же выходит большая часть их периодических изданий. «Дашнакцутюн» и «Гнчак» строятся на жестко централизованной основе, с фиксированным индивидуальным членством, партийными взносами, беспрекословной дисциплиной. По мнению ряда авторов, дашнаки традиционно имели подпольные военизированные структуры. Рамкавары избрали для своего партийного строительства более либеральную западноевропейскую модель. В условиях гражданской войны в Ливане все партии обзавелись своими военизированными формированиями – милициями.
Соотношение сил между партиями в диаспоре осталось примерно таким же, как в первой республике. Дашнаки полностью преобладают в общинных советах, после 1953 г. им принадлежат все места в парламенте Ливана, зарезервированные для армян, тираж их прессы более чем вдвое превышает суммарный тираж остальных партийных изданий 12. Дашнакские формирования составляли основу армянской милиции во время гражданской войны в Ливане. У партии прочные позиции среди клира Киликийского католикосата.
В целом, политические партии справились с задачей выживания беженцев, их структурирования в качестве нового социума, интеграции в принимающее общество. Уже ко времени независимости армянские общины стали признанным и законным элементом принимающих обществ, а их партии – важной и неотъемлемой частью инфраструктуры власти и принятия решений.
Парадоксальным образом это выявилось во время гражданской войны в Ливане. Атаки на армянские кварталы в 1976–79 гг. не имели целью уничтожение общины. Их инициаторы – фалангисты – добивались участия армян в войне, рассматривая нейтралитет как уклонение от гражданского долга или привилегию «чужаков». Участие в гражданской войне – долг и обязанность своих.
Этот несомненный и огромный успех имел, однако, с точки зрения большинства политических активистов, и отрицательные последствия. Свою миссию они видели, прежде всего, в поддержании и развитии «армянского дела». Уже отмечалась подчеркнутая, по мнению некоторых, даже гипертрофированно–экзальтированная, забота о сохранении идентичности. По словам К.С.Худавердяна, «основная задача, стоящая перед общественными кругами зарубежных армянских поселений, заключается в сохранении армянского этноса, культуры, языка»13. Не случайно, в Бейруте регулярно проводились разнообразные социологические и психологические обследования 14, все с той же целью – посмотреть, не перерастает ли естественная и необходимая адаптация в ассимиляцию, не теряется ли, хотя бы в небольшой части, армянская идентичность. Тщательно отслеживалось отношение к армянскому и арабскому языкам, обычаям, традициям (вплоть до предпочтения той или иной кухни), отношение к церкви, к «армянскому делу», армянским политическим партиям и организациям, смешанным бракам и т.д. Есть исследование, где сравниваются психологические особенности арабских и армянских студентов и с тревогой констатируется постепенное уменьшение различий. Свободное владение арабским языком, ставшее нормой после введения его в качестве обязательного в армянских школах, оценивается как тревожный симптом, а некоторыми публицистами – даже как реальная опасность. Характерны, например, такие пассажи из газеты «Спюрк»: «вследствие хорошего ознакомления с арабским языком, культурой и фольклором в первую очередь перерождается интеллигентное сословие нашего народа», «соприкосновения и связи с аборигенами настолько тесны, что бейрутских армян трудно отличить от арабов»15. Тщательно подсчитывается количество смешанных браков, как чрезвычайно опасная оценивается некоторая тенденция к увеличению, хотя абсолютные цифры незначительны – около 7% в 1950–69 гг.
Крайне тревожный, с этой точки зрения, симптом: часть политиков, особенно молодых, переносит центр тяжести интересов и деятельности на Ливан, постепенно дистанцируясь от «армянского дела». Депутат парламента Андрэ Табурян в одном из интервью назвал себя «ливанцем армянского происхождения», что для деятелей старшего поколения было немыслимо 16.
Гражданская война, общая опасность сплотили и консолидировали общину, повысив чувство армянской солидарности. В то же время, она стимулировала массовую эмиграцию, прежде всего в США. Некоторые армянские публицисты и исследователи писали об этом с огромной тревогой, считая этот процесс более страшным, чем жертвы и разрушения в Бейруте. Высказывалась даже мысль, что массовая эмиграция – это часть американского заговора с целью разрушения ливанской части спюрка, как основной хранительницы национальных ценностей, носительницы просоветских настроений 17.
Соединенные Штаты виделись Молохом, который уничтожит армянское самосознание, армянскую душу. Это кажется странным, учитывая, что в США имеется многочисленная (860 тыс. человек, включая Канаду), старая, процветающая община с великолепно развитой и эффективно функционирующей сетью церквей, школ, госпиталей, благотворительных учреждений, молодежных и спортивных обществ, прессы и т.д. Но, признавая устойчивость существования общины, отмечая, что эффект «плавильного котла» значительно преувеличен, многие армянские исследователи считают, что происходит постепенный переход через двуязычие к английскому языку как родному, что и сам армянский язык англизируется, что происходят необратимые сдвиги в культуре, образе жизни 18. И в любом случае, коммуналистская структура ливанского общества подкрепляет внутреннюю сплоченность общины внешним давлением. Но в годы гражданской войны число армян в стране сократилось вдвое.
Еще тяжелее, почти безнадежно выглядела ситуация с «преодолением исторической несправедливости»: Турция не желала признавать сам факт геноцида и этим взять на себя ответственность, мир, занятый своими проблемами, почти не вспоминал о нем, возвращение «исторической родины», прежде всего Западной Армении, воссоздание независимой государственности в «справедливых границах» все больше казалось утопией. «Национальный очаг» существовал только в форме Советской Армении, где всякая несанкционированная общественно–политическая деятельность подавлялась, а национальные устремления расценивались как «буржуазный национализм».
Отношение к Советскому Союзу, тем не менее, было важной частью идейно–политической сетки координат и практической деятельности партий. По понятным причинам, оно было непротиворечивым только у коммунистов. Для остальных же партий большевики были, с одной стороны, союзниками кемалистской Турции и разрушителями Армянской республики, а с другой – спасителями армянского народа от окончательного уничтожения, создателями пусть и номинальной, декоративной, но все–таки государственности армян. Другой в мире не было, как не было и другого «национального очага».
Первыми определились лидеры «Гнчак». Не отказываясь от своих разногласий с большевиками времен гражданской войны, они, тем не менее, заявили на VIII съезде своей партии в Афинах (1924 г.), что полностью поддерживают Советскую власть. В дальнейшем они даже вели безрезультатные переговоры о приеме в III Интернационал. Причину четко сформулировал один из лидеров партии: «Советская Армения – не русская провинция. Армянское государство опять независимо, изменены лишь правительство и природа власти»19.
На сходных позициях стояли и рамкавары. О причинах их выбора не без снисходительного сарказма писал в свое время один из лидеров армянских большевиков А.Мясников (А.Ф.Мясникян). По его мнению, партия представляла интересы крупных зарубежных армянских предпринимателей. Эти магнаты – люди опытные, прагматичные, ко всякой идеологии относящиеся с точки зрения выгоды. Поэтому они «не ужасаются таких слов, как «советский», «советский строй», «Советская Армения». Увидели, что можно с нею выгодно сотрудничать, прибыльно вкладывать капитал, сплавить туда доставляющих много хлопот и расходов беженцев. «Наконец, как буржуазные патриоты, демократы не прочь видеть сегодняшнюю маленькую Армению назавтра великой... Дашнаки этого сделать не сумели, а что если по рецепту демократов, это сделают большевики?»20.
Куда более сложным было отношение к Советской Армении дашнаков. С одной стороны, демонстрировалась взаимная враждебность и непримиримость. Типично название единственной советской монографии, посвященной истории деятельности этой партии – «Идейно–политический крах партии Дашнакцутюн»21. Дашнакская пропаганда изобиловала еще более резкими оценками. Чтобы убедиться в этом стоит лишь посмотреть комплект такого в целом солидного продашнакского издания, как журнал «The Armenian Review». Однако более внимательный взгляд на проблему показывает, что за постоянно демонстрируемой взаимной враждебностью скрывались сложные отношения притяжения и отталкивания. Почва для притяжения была прагматической. У дашнаков – это надежда на использование СССР для реализации «армянского дела». Не случайно серия примирительно–доброжелательных публикаций о советской политике появляется в «The Armenian Review» вскоре после второй мировой войны, когда сталинское руководство предъявило территориальные претензии к Турции. Еще свежие воспоминания о терроре против армянской интеллигенции, церкви, народа в целом были если не забыты, то отодвинуты в сторону.
Однако, ни просоветская политика «Гнчак» и «Рамкавар», ни метания дашнаков от открытой враждебности к скрытому сотрудничеству к СССР не могли подтолкнуть руководство последнего к отстаиванию «армянского дела» в ущерб другим своим приоритетам. Более того, чаще именно советские власти манипулировали армянскими партиями, используя их для решения своих проблем, как в Советской Армении, так и на Ближнем Востоке.
В глазах части политизированной, национально–ориентированной молодежи вся ответственность за этот тупик ложилась на исторические партии. Они не сумели сформировать мировое общественное мнение, оказались не в состоянии найти влиятельных союзников и покровителей, с помощью которых можно было бы достичь победы «армянского дела». Деятельность дашнаков, их пристрастие к закулисной политике навлекала на них обвинения в неразборчивом сотрудничестве с самыми разнообразными разведками – английской, французской, германской (в годы войны), американской. А совсем недавно бывший генерал КГБ О.Калугин заявил, что с 70–х гг. партия активно сотрудничала и с советскими спецслужбами 22. Цена таким обвинениям известна, хотя кое–что и находило документальное подтверждение (сотрудничество с гитлеровцами, в частности). Тем не менее, это формировало соответствующую репутацию и отношение.
Осознание тупика, бессилия традиционной политической элиты, сомнения в ее моральном праве на лидерство, опыт, приобретенный на новой родине (прежде всего, участие в гражданской войне в Ливане), – все это подвигало часть молодой, национально–ориентированной элиты на поиски новой стратегии и тактики борьбы за «армянское дело». Огромное воздействие на их формирование оказала атмосфера гражданской войны, насилия как обыденности, как оптимального способа решения всех проблем. Кроме того, перед глазами был опыт палестинского движения, которое во многом благодаря вооруженному насилию, в том числе террору, заставило весь мир считаться с собой, сделало реальной перспективу формирования государственности, консолидировало палестинцев. Все это способствовало созданию новых армянских организаций, которые сделали террор основным инструментом своей деятельности.
Нельзя сказать, что это было совершенно новым явлением для армянской диаспоры. После первой мировой войны секретная дашнакская организация «Nemesis» осуществила убийства ряда бывших младотурецких лидеров, ответственных за геноцид. В начале 70–х гг. были призывы и индивидуальные акты террора. Но организованная террористическая кампания началась после 1975 года 23.
В этом году была создана и начала активную террористическую кампанию новая армянская организация ASALA («Armenian Secret Army for the Liberation of Armenia»). Как обычно в таких случаях, информация о ней скудна, отрывочна и противоречива. В одной из работ даже высказывается предположение (ничем не подтвержденное), что датой ее образования является 1965 год 24. Большинство наблюдателей сходится в том, что основали ее выходцы из левых группировок традиционных партий, прежде всего «Гнчак».
Партия заявила о себе как о части мирового революционного движения, силе социалистической и национальной. Ее цель – привлечь внимание мира к исторической несправедливости по отношению к армянскому народу, сплотить разбросанных по всему миру армян, укрепить в их среде национальное чувство. Этим создать условия для изгнания турок из Западной Армении («исконной армянской территории»), воссоздания там национальной государственности, объединения ее с Советской Арменией в рамках СССР. Естественно поэтому, что единое армянское государство в исторических границах должно строиться на социалистических принципах.
Характерно весьма позитивное отношение к Советскому Союзу, подчеркивался его огромный вклад в спасение армянского народа, создание и развитие его государственности и культуры. Это не исключало, правда, критики по отдельным вопросам (Афганистан, Польша). По планам лидеров ASALA, «Советская Армения должна стать для нас тем, чем был Ханой для вьетнамцев во время освободительной войны»25. Это дало основание некоторым западным наблюдателям (например, американской журналистке К.Стерлинг, автору нашумевшей в свое время книги о международном терроризме) обвинить СССР в причастности к деятельности ASALA, оказанию ей помощи. Никаких доказательств на этот счет ни тогда, ни позднее не появилось. Советские власти официально заявили о неприятии деятельности ASALA как террористической, не говоря уже о том, что давно сняли территориальные претензии к Турции. Что же касается неофициальных контактов, особенно по линии спецслужб, то здесь пока можно строить только предположения.
Косвенным свидетельством возможности этого является наличие тесных и не особенно скрываемых связей организации с некоторыми палестинскими партиями – НФОП, ДФОП, ФАТХ. В их лагерях обучались боевики, от них шло оружие и т.д. Имеются предположения о том, что совместно проводились операции по контрабанде наркотиков для пополнения партийных фондов 26. Также предположительно отмечается наличие более или менее тесных связей ASALA с курдскими и турецкими подпольными организациями, рядом европейских 27. Когда во время гражданской войны в Ливане туда вторглись израильские войска, боевики ASALA дрались против них вместе с палестинцами. После поражения последних заявили о выводе своей штаб–квартиры из Бейрута. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что значительная часть этой информации не подтверждена документально. Более того, нетрудно предположить, что многое исходит из недр разнообразных спецслужб, у которых есть свои, весьма специфические представления о достоверности информации. Такое состояние дел естественно, учитывая характер изучаемого объекта. Конспиративность, строжайшая секретность наряду с манипулированием информацией, методами информационной войны – совершенно нормальное и естественное его состояние.
Партия состояла, в основном, из молодых людей, выходцев из семей среднего класса Ливана, США и Франции. Численность их различные авторы оценивают в 1–6 тыс. человек 28. В разгар деятельности издавались газеты и другие пропагандистские материалы на армянском и французском языках. Лидеры партии довольно охотно проводили пресс–конференции, где подробно разъясняли ее цели и задачи.
Первые же террористические акты, проведенные боевиками ASALA, сделали ее весьма популярной в диаспоре. Это встревожило лидеров традиционных партий и, прежде всего, дашнаков. Тем более, что представители ASALA не скрывали своей враждебности к ним, считая, что антисоветизм, ставка на американскую помощь, роль в гражданской войне в Ливане приносят огромный вред «армянскому делу». О степени ожесточенности полемики говорит то, что членов про–дашнакских групп называли иногда фашистами 29.
Скорее всего, с целью перехватить инициативу в том же 1975 г. дашнаками была создана еще одна террористическая организация – «Justice Commandos of the Armenian Genocide» (JCAG). Имеется также гипотеза, что сформировали ее представители молодежного крыла партии, недовольные политикой руководства. Но большинство наблюдателей считает все–таки, что JCAG – это дочерняя подпольная структура Дашнакцутюн. Так или иначе, и эта группа включилась в кампанию террора. С ASALA она находилась во враждебных отношениях.
Кроме того, в 1977 г. была образована третья аналогичная организация – «New Armenian Resistance» (NAR). О ее идеологии и практической деятельности почти ничего не известно, а после 1980 г. она вообще исчезла из поля зрения наблюдателей. Не исключено, что этим названием воспользовались члены одной из двух основных группировок, что вообще–то практиковалось.
При всей своей вражде, различиях в идеологии, внешних связях и ASALA, и JCAG практиковали одинаковые формы деятельности. Ее содержание можно охарактеризовать как «пропаганда действием». Совершались акты террора, рассчитанные на мощный демонстрационный эффект, на то, чтобы мир вспомнил о существовании армянской проблемы, о геноциде и его виновниках. А, вспомнив об этом, помог «народу в рассеянии» обрести историческую родину. Не менее важной целью было поднять национальное самосознание народа, помочь ему преодолеть чувство бессилия и безнадежности, мобилизовать его на борьбу. Важнейшим инструментом этого должен быть актуализированный «образ врага» – Турции и турок. Характерно высказывание арестованного участника нападения на аэропорт Анкары, во время которого погибло и было ранено десятки человек: «Было убито более миллиона наших. Что такое по сравнению с этим 25 убитых ваших?»30.
На первых порах удар обрушился на «исторического врага». В течение нескольких лет по всему миру убивали турецких дипломатов и членов их семей. Погибло более тридцати человек (в Западной Европе, США, по одному человеку в СССР и Болгарии). Совершались нападения на турецкие посольства, консульства, представительства авиакомпаний. Наиболее громким в этом ряду инцидентом был захват посольства в Париже. На мощный пропагандистский эффект был рассчитан захват аэропортов Анкары и Стамбула. После 1979 г. армянские боевики нападают и на представителей западных стран – в виде ответа на аресты. Так, в 1983 г. было совершено нападение на аэропорт Орли в Париже. Всего известно более 200 террористических актов, совершенных членами армянских организаций 31. Больше всего – и наиболее громкие из них – принадлежат ASALA.
Характерна и типична динамика террора. Отчетливо выделяется первый, «героический» период: популярность идеи, много сторонников и сочувствующих, героизм и самопожертвование участников борьбы, надежды на немедленные результаты, подкрепляемые пропагандистским эффектом. Затем террор становится привычной, рутинной работой, накапливается усталость, приходит разочарование – затрачены гигантские усилия, понесены большие человеческие жертвы, а результата нет. Мировое общественное мнение, на миг вспомнив о геноциде и посочувствовав ему, переходит к повседневным делам и заботам. Мировая мода на терроризм постепенно проходит, формируется отвращение к нему. Союзников приобрести не удается. Профессионализация террора постепенно приводит к тому, что из средства он превращается в самоцель. Часть членов организаций отходит от борьбы, часть стремится к более эффективным методам. Дискуссии переходят во взаимное отторжение, а затем и вражду. Расколы, ожесточенная междоусобная борьба, предательства.
Все эти этапы прошла ASALA. После ряда громких террористических актов, потребовавших огромных усилий и жертв, она вступает в полосу внутренних трудностей и конфликтов. К тому же, прежние союзники – палестинские организации, – потерпев поражение в Ливане, уже не могли помогать как раньше. Пришлось переносить большую часть партийной инфраструктуры из Бейрута, т.е. отрываться от почвы, от массовой базы. Да и такой свободы деятельности как там уже нигде не было. В 1983 г. это приводит к расколу. Большая часть членов партии, ориентирующихся в первую очередь на социалистические ценности, отказывается от террора. Они образуют «ASALA – Revolutionary Movement», которое берет курс на политическую борьбу. Националистически настроенное меньшинство провозглашает себя «чистой» ASALA и продолжает кампанию террора. Они совершают и несколько убийств бывших соратников, ушедших в ASALA–RM 32.
Этот период длился вплоть до перестройки в СССР, которая открыла новые перспективы и создала новые проблемы в решении «армянского вопроса». Распад СССР, независимость второй Армянской республики, тяжелейшие проблемы ее становления, карабахский конфликт – все это резко изменило контекст политической жизни в спюрке арабских стран. Часть элиты, ориентированная на решение общеармянских проблем, активно включается в политический процесс в независимой теперь республике. Другая ее часть концентрирует усилия на внутриобщинных проблемах.
1 Журавский А.В. Христианство и ислам. Социокультурные проблемы диалога. – М., 1990 – с.81–86. См. также: Иванов Н.А. Система миллетов в арабских странах XVI–XVII вв. // Восток – 1992, № 6; Christians and Jews in the Ottoman Empire: The Functioning of a Plural Society. Vol. 1–2. – N.Y., 1982.
2 Lang D.M. Walker C.J. The Armenians // Minority Right Group. Report. – L., 1978, № 32 – с. 18.
3 Фурман Д. Армянское национальное движение. История и психология // Свободная мысль – 1992, № 16 – с. 26 – 27; Мартиросян М. Армянский миф и политическое становление // Независимая газета – 18.05.1993.
4 Bedoyan H. The Social, Political and Religious Structure of Armenian Community in Lebanon // The Armenian Review – 1979, vol. 32, № 2 – с. 121.
5 Religion in the Middle East. Three Religions in Concord and Conflict. – Cambridge, 1969, vol. I – с. 482–519.
6 Bedoyan H. Op.cit – с. 124.
7 Ананикян Б. Идейно–политический крах партии Дашнакцутюн.– Ереван, 1979; Буржуазные и мелкобуржуазные партии России в Октябрьской революции и гражданской войне– М., 1980; Непролетарские партии и организации национальных районов России в Октябрьской революции и гражданской войне М., 1980; Мясников А. Армянские политические партии за рубежом – Тифлис, 1925; Хуршудян Л.А. Армянские политические партии на современном этапе / Автореф. дисс...докт. ист. Наук – Ереван, 1965; Caprielian A. The Armenian Revolutionary Federation and Soviet Armenia // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 3.
8 Хуршудян Р.Л. Партия «Гнчак» в период Великого Октября // Буржуазные...с. 131.
9 Хуршудян Л.А. Худавердян К.С. Крах политики и идеологии армянских политических партий в 1917–1921 гг. // Буржуазные...с. 144.
10 Наджарян Е.О. Армяно–арабские культурные связи в Сирии и Ливане (1945–1970–е гг.) / Автореф. дисс...канд. ист. наук – Ереван, 1973 – с. 7.
11 Оганесян Н.О. Образование независимой Сирийской республики (1939 – 1946) – М., 1968 – с. 52–84; Топузян О.Х. Участие армян в национально–освободительном и демократическом движении Сирии и Ливана / Автореф. дисс...канд. ист. наук – Ереван, 1964 – с. 7–12.
12 Corbin H. Griffith К. Rahhal A. Observation on the Armenians in Lebanon made in 1970–1973 // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 4 – с. 406.
13 Худавердян К.С. Культурные связи Советской Армении. Краткий исторический очерк. – Ереван, 1977 – с. 131.
14 Дараган Н.Я. Симпозиум «Армянские общины в странах Запада и «третьего мира» (Ереван, 5–6 октября 1987 г.) // Советская этнография – 1988, № 3 – с. 135–138; Мелконян Э.Л. Армянская семья в условиях диаспоры // Советская этнография – 1988, № 6 – с. 98–104; Der–Karabetian A. Melikian L. Assimilation of Armenians in Lebanon // The Armenian Review – 1974, vol. 27, № 1 – с. 65–73; Der–Karabetian A. Oshagan E. Ethnic Orientation of Armenians in Lebanon – The Armenian Review – 1977, vol. 30, № 2 – с. 164–175; Melikian L.N. Karabetian A. Personality Change Over Time: Assimilation of an Ethnic Minority in Lebanon // The Journal of Social Psychology – 1977, vol. 103, half2 – с. 185–193.
15 Цит. по: Наджарян Е.О. Ук. соч. – с. З.
16 Gorbin H. Griffith К. Rahhal S. Op.cit. – с. 393.
17 Балаян 3. Между двух огней – Ереван, 1979 – с. 41; Оганесян Н.О. Ливанский конфликт и армянская община Ливана // Советский опыт решения национального вопроса и его значение для народов Азии и Африки – Ереван, 1982 – с. 41.
18 The Armenians in America, 1618–1979. A Chronology and Facts Books.– N.Y., 1978; Christopher A. Armenians in Cities // The Armenian Review – 1975, vol. 28, № 3 – с. 272–282; Grigorian S. Armenians in America: Sociohnguistic Perspective // The Armenian Review – 1971, vol. 24, № 3 – с. 37–45.
19 Хуршудян Р.Л. Ук. соч.– с. 141; Хуршудян Л.А. Худавердян К.С. Армянские политические партии. Некоторые вопросы истории и идеологии // Непролетарские...с. 106.
20 Мясников А. Ук. соч. – с.9–10.
21 Ананикян Б. Идейно–политический крах партии дашнакцутюн – Ереван, 1979.
22 Известия – 30.07.1992.
2J Gunter M.M. The Armenian Terrorist Campaign against Turkey // Orient – 1983, Jg. 24, № 4 – с. 618–619.
24 Chabry L. Chabry A. Politique et minorites au Proche–Orient – Paris, 1984 – с. 243.
25 Цит. по: Gunter M.M. Op. cit., – с. 632.
26 Kurz A. Merari A. ASALA – Irrational Terror or Political Tool – Jerusalem, 1985 – с. 40–47.
27 Ibid – с. 25, 43–45; Gunter M.M. Op. cit– с. 627–630.
28 Chabry L. Chabry A. Op. cit. – с. 241; Gunter M.M. Op. cit.– с. 626.
29 Terzian P. La question armenienne aujourd'hui // Critique socialiste – 1982, № 44 – с. 65.
30 Gunter M.M. Op. cit.– с. 618.
31 Gunter M.M. Op. cit.– с. 610, 627–628; Kurz A. Merari A. Op. cit. – с. 3, 22–29.
32 Saba P. The Armenian National Question // Power and Stability in the Middle East – London, 1989 – с. 173–201.
Комментариев нет:
Отправить комментарий